Автор: Александр Алекаев
Дата: 2016-02-15 18:31

Памяти Генерального штаба генерал-майора барона Александра Георгиевича Винекена. Недавно стараниями одной моей хорошей знакомой мне достался двухтомник «Воспоминания о моей жизни» генерального штаба генерал-майора Б.В. Геруа. Эта уникальная книга, которая была издана в Париже в 1969—1970 гг. оказалась к тому же из библиотеки А. Шмемана, сына известного священника и богослова. В этой, крайне интересной, работе, написанной живым, образным языком, автор, описывая события русско-японской и Великой войн, даёт оригинальные и яркие характеристики — портреты многим высшим офицерам Русской императорской армии. Мне же в первую очередь хотелось бы вспомнить генерала барона А.Г. Винекена, тем более что его имя уже было у меня на памяти. В своё время, когда мы работали над книгой «Граф Келлер», в разделе «Верность» упоминался этот верноподданный офицер Генерального штаба. Барон Винекен как и граф Келлер оказались в числе немногих офицеров, которые чётко и быстро сформулировали своё отношение к трагическим событиям февральского переворота — верность престолу и Государю Императору.

На фото: генера-майор Борис Геруа

 

Итак, барон Александр Георгиевич Винекен родился 20 марта 1868 в дворянской лютеранской семье. Он имел университетское образование, частью полученное в Германии (Лейпциге), но его потянуло на военную службу. Окончив Санкт-Петербургский университет, он в 1883 году выдержал офицерский экзамен при Николаевском кавалерийском училище. Генерал Геруа вспоминает: «Винекен, отбыв положенный год воинской повинности в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку, держал экзамены и был произведён в офицеры (корнет) в тот же полк. Для службы в нём требовались немалые средства; Винекен располагал хорошим состоянием сам; женился впоследствии на О.Н. Логиновой, богатой пензенской помещице. Материальная независимость эта могла исключить ту или другую служебную лямку, но Винекен любил труд и обладал полезным запасом честолюбия. Пошёл в академию, по окончанию которой сделал заметную карьеру». В 1900 году он окончил Николаевскую Академию Генерального штаба по 1-му разряду и получил чин капитана генштаба. В 1901—1902 гг. отбывал цензовое командование эскадроном в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку. Участвовал в русско-японской войне. Из книги воспоминаний Б. Геруа: «Меня взял к себе помощником начальник разведывательного отделения подполковник барон А.Г. Винекен. Дело было живое, интересное, а мой начальник — симпатичный, бодрый, жизнерадостный и работящий человек, с которым у меня сразу установились отличные отношения… В Винекене были приятны его безукоризненное воспитание, манеры выдержка и скромность. Он конечно, совершенно не подходил под тот чванный тип офицера Генерального штаба, который так не любили в строю. Он свободно владел немецким, французским и английским языками; даже, пожалуй, свободнее, чем русским…» За русско-японскую войну Винекен был награждён многими боевыми орденами, и причём все они были украшены мечами: Орден Святого Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1905), Орден Святой Анны 4-й ст. «За храбрость» — «Аннинское оружие» (1905), Орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (1905), Орден Святой Анны 3-й ст. с мечами и бантом (1906). В мирное время он перевёл с английского и издал два труда о войне 1904−1905 гг. В августе 1913 года в чине полковника он был назначен военным агентом в Австро-Венгрию. Именно Винекен сообщил в Россию об убийстве эрцгерцога Фердинанда, а позднее — о начале мобилизации в Австро-Венгрии. С началом Великой войны вернулся в действующую армию: командовал лейб-гвардии Гродненским гусарским полком. За отличие был произведён в чин генерал-майора (1915) «и по сдаче полка был зачислен в его списки». Служил начальником штаба Свободной кавалерийской дивизии, затем Гвардейского кавалерийского корпуса, был награждён золотым Георгиевским оружием в январе 1917 года. А ровно через месяц произошло то страшное событие, которое полностью перевернуло судьбу этого доблестного и честного офицера-монархиста. Оно же как лакмусовая бумажка отделила «овец от козлищ». Среди высшего генералитета верными Государю Императору Николаю II остались лишь единицы, но имена всех их незримо вписаны в «Вечную книгу памяти» преданности, чести, верности и долга. Среди этих немногих оказался и барон Винекен. Дело было так. «Братьями зла» (по меткому выражению Царского Друга Г. Е. Распутина) многое было учтено. В 1917 году, писал, например, монархист Н.Д. Тальберг, «не могла создаться Вандея: Вандея во время опаснейшей войны была бы явной изменой России. Отречение Государя Императора и Великого князя Михаила Александровича и признание Временного правительства многими великими князьями лишало монархистов даже формального права начинать в то время гражданскую войну ради восстановления монархии». Всё, как известно, произошло по заранее разработанному сценарию. Сбоев практически не было, пишет в книге «Граф Келлер» С. Фомин, — не считая двух телеграмм. Против отречения открыто выказались командир 3-го кавалерийского корпуса граф Фёдор Артурович Келлер и командир Отдельного Гвардейского кавалерийского корпуса генерал-адъютант Хан Гуссейн Нахичеванский. К сожалению, до Государя эти верноподданнические телеграммы так и не дошли. Одна из них давно и хорошо известна: «Главкосеву. До нас дошли сведения о крупных событиях; прошу вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность Гвардейской Кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха. Генерал-адъютант хан Нахичеванский. № 2370». «Мне в точности известно, — писал генерал Н. А. Епанчин, — что эту телеграмму отправил Государю не Хан Нахичеванский, а начальник его штаба полковник А.Г. Винекен, за отсутствием Хана; по закону, начальник штаба имел право, в случаях, не терпящих отлагательства, принимать именем своего начальника решения, а затем докладывать о них. Винекен, за отсутствием Хана Нахичеванского, решил немедленно послать приведённую выше депешу, но когда Винекен доложил эту депешу Хану, то последний настолько её не одобрил, что Винекен, после доклада её, ушёл в свою комнату и застрелился». Были версии, что генерал скончался 29 марта в результате криза, что, наконец, он пал жертвой преследования солдат. Однако факт самоубийства А.Г. Винекена подтверждает его давний друг. Он же приводит и текст предсмертной записки офицера: «<Я поступаю так потому что чувствую себя больше не в силах работать с пользою во время, когда это особенно нужно». «На отпевание, — вспоминал очевидец, — съехались депутации от полков корпуса, многие офицеры — с красными бантами на груди!» Немного иначе описывает смерть барона его другой сослуживец полковник (на момент описываемых события — ротмистр) лейб-гвардии Кирасирского Её Императорского Величества полка Георгий Адамович Гоштовт: «В частях Гвардейского кавалерийского корпуса на 11 марта была назначена присяга Временному правительству, которого никто не знал и которому никто не верил. Низко нависло хмурое серое небо, временами кропя собиравшихся кирасир холодными мелкими брызгами. На большом лугу, еле вытаскивая ноги из хлюпающей, засасывающей глинистой жижи, мрачно собирались эскадроны и команды. Тот ритуал присяги, к которому, ежегодно, в течение двухсот двадцати пяти лет, готовилось каждое новое поколение российских воинов, — новое звено, прикрепляемое к непрерывно тянущейся цепи, — ритуал, при котором говорили необыденными торжественными словами — теперь заменён был никого не волнующим отбыванием номера, при котором произносили обыденными — тем же, что и на базаре, — языком обещания, пересыпанные опошленными уже на митингах словами, вроде гражданин, воля народа и другими!.. Многие кирасиры, из предусмотрительных крестьян, присяжных листов не подписали. В этот день присягали и чины штаба корпуса. Давно уже построились на дворе команды. Начальник штаба всё не выходил. Когда пошли вторично ему доложить, что всё готово, чтобы начать присягу, — генерала барона Винекена нашли уже мёртвым, склонившимся над письменным столом. В его руке ещё дымился приставленный к виску револьвер…». Б. Геруа вспоминает: «Велико было удивление моё и всех других, знавших жизнерадостность Винекена, когда почти одновременно мы услышали, что он застрелился». Он, несмотря на своё жизнелюбие, не мог поступить иначе; ему просто не позволили это сделать строгое консервативное христианское воспитание, его Вера и Крестное целование. Он ко всему, особенно в вопросах Веры привык относиться прямо, честно и последовательно. Абсолютно таких же принципов придерживался и генерал граф Келлер. «Ещё один человек выказал благородство и мужество в эти смутные дни и тоже не генерал-адъютант. Это был Лечицкий, командовавший 9-й армией. Он немедленно подал в отставку». Генерал Геруа отмечает также и генерала Гурко, который как и вышеперечисленные не был генерал-адъютантом: «Он написал Государю письмо. Оно было коротким, но задушевным… Гурко оказался единственным человеком, который ощутил потребность выразить свою симпатию и пожелания Монарху, которого он был приближённым слугой. И причём Гурко из числа приближённых генералов, не имел вензелей Государя, этого признака особой Монаршей милости. Эти вензеля имели М. В. Алексеев, Рузский, Брусилов и Эверт…». Этих заговорщиков и предателей как раз и нужно отнести к «братьям зла». Вернёмся к «тяжёлым воспоминаниям этого кошмарного периода». Генерал Геруа заканчивает: «Помолились, возложили венки, простились с покойником и на руках отнесли гроб к могиле под звуки печальной молитвы «Коль славен», которую играли кавалерийские трубачи. Могила была вырыта тут же в усадьбе помещичьего дома, в дальнем углу большого сада… Мне оставалось написать о том, как мы похоронили Александра Георгиевича, его вдове Ольге Николаевне. Я, в качестве дальнего родственника, оказался единственным представителем семьи на этих похоронах и с этой мыслью бросил последнюю горсть земли на гроб друга». Да, христианская церковь не одобряет самоубийство, но, видимо, в тот момент это был единственный выбор и как показали дальнейшие события всеобщего хаоса, он был не самым плохим для офицера русской императорской армии. «Февральский переворот поставил всё в России с ног на голову. Все забыли Родину и правду, — писала Государыня из Тобольска матери знакомого раненного офицера. — Живут ложью, только о собственных выгодах и думают. Неимоверно тяжело видеть гибель народа, дорогой страны, но Христос не оставит своих, не даст погибнуть всем невинным. Соблазн и разруха всего, тьма покрывает всё, стыд и срам, до чего в это короткое время дошли, разве совесть у них всё ещё спит? А когда последняя их минута придёт, когда перед вечным судом будут стоять… Хочется им кричать: «Проснитесь, душа погибает». Земное короткое существование проходит, а что там их ждёт? Милосердный Господь, сжалься над несчастной Родиной, не дай ей погибнуть под гнётом «свободы». Исполнить свой долг до конца всегда нелёгко. Генерал барон Винекен исполнил его по-своему, как ему подсказала его совесть, но он остался верен Царю, которому давал клятву! Вечная память! Закончим словами Марины Цветаевой из «Лебединого стана». 

Надобно смело признаться, Лира!
Мы тяготели к великим мира:
Мачтам, знамёнам, церквам, царям,
Бардам, героям, орлам и старцам.
Так, присягнувши на верность — царствам,
Не доверяют Шатра — ветрам.
Знаешь Царя — так псаря не жалуй!
Верность как якорем нас держала:
Верность величью — вине — беде,
Верность великой вине венчанной!
Так, присягнувши на верность — Хану,
Не присягают его орде.
Ветреный век мы застали, Лира!
Ветер в клоки изодрал мундиры,
Треплет последний лоскут Шатра…
Новые толпы — иные флаги!
Мы ж остаёмся верны присяге,
Ибо дурные вожди — ветра.

В центре — генерал А. Винекен, крайний слева — генерал Б. Геруа 

Примечания.
В статье использованы источники: 
1. Геруа Б.В. Воспоминание о моей жизни. Париж, 1969−1970. 
2. Фомин С.В., Гагкуев Р.Г. Граф Келлер. М., 2007. 
3. Епанчин Н.А. На службе трёх императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 458. 
4. Гоштовт Г. А. Кирасиры Его Величества в Великую войну. 1916−1917 гг. Париж, 1944.