Советский Союз - не Россия. Часть 2
Автор: И.А. Ильин
Дата: 2009-12-15 12:53
5. О государственной власти.
Вторымъ основнымъ элементомъ государства является власть. И вотъ, Совѣтская власть отнюдь не продолжаетъ дѣла русскаго національнаго правительства: она не приняла ни его наслѣдія, ни его традицій, ни его цѣлей, ни его способовъ управленія. Напротивъ, она растратила и погубила наслѣдіе Россіи, она попрала ея традиціи, отреклась отъ ея цѣлей и ввела свои, неслыханные въ исторіи способы управленія. Тотъ, кто любитъ Россію, можетъ только съ негодованіемъ и отвращеніемъ слѣдить за этимъ управленіемъ и никогда не станетъ «совѣтскимъ патріотомъ».Совѣтская власть не приняла государственнаго наслѣдія императорской Россіи. Это наслѣдіе состояло, во первыхъ, въ обширныхъ кадрахъ государственно мыслящаго, опытнаго и честнаго чиновничества; во вторыхъ, въ ясныхъ, зрѣло продуманныхъ, ищущихъ справедливости и чтущихъ личное начало законахъ; въ третьихъ, въ системѣ учрежденій, строившихъ русскую національную жизнь, особенно же въ первоклассномъ судѣ «скоромъ, гласномъ и справедливомъ». Все это достояніе вѣковъ и десятилѣтій погублено, поругано, отмѣнено и замѣнено поистинѣ кошмарными порядками... О русскомъ чиновничествѣ императорскаго времени говорилось много ненавистнаго, вздорнаго и ложнаго, можетъ быть вѣрнаго для эпохи «Мертвыхъ душъ» Гоголя, но преодоленнаго за вторую половину XIX вѣка. Вотъ нѣсколько доказательствъ. Въ 1911 году нѣмецкое Общество для изученія Восточной Европы испросило согласіе министра Кривошеина посѣтить Россію и ознакомиться на мѣстахъ съ ходомъ великой аграрной реформы П. А. Столыпина. Кривошеинъ сдѣлалъ непростительную ошибку и разрѣшилъ нѣмцамъ эту глубокую тыловую развѣдку. Она состоялась. Комиссія Общества во главѣ съ выдающимися нѣмецкими учеными Зерингомъ и Аухагеномъ объѣздила главные очаги разверстанія общины и переселенія въ Сибирь, вернулась въ Германію и доложила правительству Вильгельма ІІ, что реформа производится чрезвычайно успѣшно и что если дѣла въ Россіи пойдутъ въ такомъ порядкѣ, то черезъ 10 лѣтъ всякая война съ Россіей будетъ безнадежна. Россія станетъ великой крестьянской демократіей и всякая революція и войны будутъ ей неопасны. Тогда въ Германіи было рѣшено готовить превентивное нападеніе на Россію къ 1914 году, о чемъ Государственная Дума была предупреждена однимъ изъ ея членовъ въ концѣ 1912 года. Въ своихъ докладахъ берлинскій профессоръ Зерингъ (одинъ изъ лучшихъ знатоковъ аграрнаго вопроса въ Европѣ) писалъ и говорилъ между прочимъ: «Реформа Столыпина проводится такимъ кадромъ чиновничества, которому могла бы позавидовать любая европейская держава, это всѣ люди честные, неподкупные, убѣжденные въ пользѣ реформы, опытные и знающіе»... Тотъ, кто сколько-нибудь понимаетъ въ государственныхъ финансахъ, пусть вспомнитъ замѣчательную реформу денежнаго обращенія, столь успѣшно проведенную Витте — она могла удаться только опытному, образованному и честному кадру россійскаго чиновничества.
Всѣ отрасли казеннаго хозяйства цвѣли въ императорской Россіи; русскія казенныя желѣзныя дороги были образцомъ для всей Европы; винная монополія оправдала себя; государственное коннозаводство было на значительной высотѣ; судебные подкупы были неслыханны. Русская военная развѣдка, отнюдь не вовлекавшая въ свое дѣло частныхъ лицъ и свободныхъ гражданъ (какъ это дѣлается въ Европѣ), изумляла иностранцевъ своею освѣдомленностью: это она подготовила побѣдоносный Галиційский походъ 1914 года; это она предупредила лорда Китченера о томъ, что его ждетъ гибель въ Сѣверномъ морѣ отъ нѣмецкой подводной лодки, что и свершилось, и т. д. А между тѣмъ ея вѣдомственное дѣло требуетъ, какъ извѣстно, полной неподкупности и самоотверженнаго патріотизма. Позорная «сухомлиновщина» была въ Россіи скандальнымъ исключеніемъ. Гдѣ нынѣ этотъ драгоцѣнный кадръ русской служилой интеллигенціи? Онъ вымеръ отъ голода, разстрѣлянъ «чрезвычайкой», умученъ въ концлагеряхъ или же угасъ въ эмиграціи. И европейскіе державы и народы должны помнить, что ихъ интеллигенціи готовится та же участь, что теперь уже поняли въ Венгріи, Румыніи и Югославіи... Было бы неумно, неправдиво и государственно вредно идеализировать дореволюціонную Россію. Мы этого не дѣлаемъ, мы ищемъ для нея только справедливости и историческаго пониманія.
Въ XIX вѣкѣ русскій народъ, оглушенный вѣками необходимой самообороны, поглощавшей всѣ его силы и не дававшей ему времени для спокойнаго, творческаго устроенія своей жизни, пришелъ въ себя и, ведомый своими государями, собралъ и систематизировалъ свои законы (дѣло и традиція Сперанскаго), подготовилъ кадры своей интеллигенціи (дѣло пушкинскаго генія и славныхъ русскихъ университетовъ), освободилъ крестьянъ (дѣло Александра ІІ и Милютина), обновилъ и устроилъ свой судъ и приступилъ къ ряду либерально-демократическихъ реформъ (начиная отъ всеобщей воинской повинности и кончая народнымъ представительствомъ). Ему оставалось еще многое сдѣлать, но это многое (отъ одноверстной сѣти народныхъ школъ для всеобщаго образованія до плановъ индустріализаціи страны и широкаго желѣзнодорожнаго строительства, доселѣ не осуществленнаго коммунистами), было уже обдумано или начато, или же находилось въ полномъ развитіи... Намъ нечего идеализировать. Намъ не къ чему хвастать. Но мы можемъ спокойно утверждать, что русское государственное право было прекрасно и зрѣло продумано, что русскій Уставъ Уголовнаго Судопроизводства можетъ потягаться съ любымъ европейскимъ уставомъ; что русскій судъ былъ на очень большой высотѣ — и по кадру судей, и по уровню адвокатуры, и по своей скорости, и по своимъ творческимъ тенденціямъ; что кассаціонныя рѣшенія русскаго Сената представляютъ собой замѣчательный въ исторіи человѣчества многотомный памятникъ юридически утонченнаго, христіански настроеннаго и справедливаго правотворчества; что русскіе города и земства имѣютъ огромныя культурныя заслуги; что русскіе университеты являлись во многихъ отношеніяхъ европейски образцовыми академіями; что русская медицина съ ея вчувствующимся, индивидуализирующимъ діагнозомъ, «органическимъ» лѣченіемъ и матеріальнымъ безкорыстіемъ была русской національной гордостью; что русскій солдатъ совмѣщалъ свою образцовую храбрость съ личной иниціативой въ бою; что русское искусство (народная пѣсня, доселѣ неизвѣстная Западу во всей ея оригинальности, русская музыка, оперное пѣніе, живопись, скульптура, архитектура, театръ, танецъ, поэзія и вообще изящная словесность) — что все это шло свободными и самобытными путями и достигало истинной художественной высоты; что русская общественная благотворительность можетъ быть сравнена только съ американской. И все это росло и выросло органически, вмѣстѣ съ самимъ русскимъ народомъ какъ его собственная культура, какъ его собственная жизненная форма, подсказанная ему духомъ его религіозной вѣры (православіе) и его національнымъ самочувствіемъ... Гдѣ нынѣ все это наслѣдіе русской національной исторіи? Гдѣ эти творческія традиціи? Все разрушено, попрано, угашено, поругано. Большевики отвергли все это наслѣдіе и погубили его. Имъ нужно было другое, совсѣмъ другое: антинаціональное, интернаціональное устройство, превращающее Россію въ орудіе и въ жертву всемірной революціи.
Имъ нужно было тоталитарное государство, способное завоевать вселенную для соціализма. Имъ нужно было превратить Россію въ арсеналъ міровой революціи, а русскій народъ въ нищее, зависимое, застращенное и обезличенное стадо, готовое, подобно стаду бизоновъ въ преріи, ринуться впередъ — на другіе народы — и растоптать ихъ некоммунистическую культуру... Но пусть они помнятъ: это имъ не удастся, имъ предстоитъ великое крушеніе! И вотъ во всей русской исторіи не было момента, не было такого князя или государя, не было такого политика, который замышлялъ бы нѣчто подобное и такъ опредѣлялъ бы назначеніе русскаго народа. Эта чудовищная политика — эти безобразныя цѣли, эти жестокія и губительныя средства, — все это впервые всплываетъ не только въ исторіи Россіи, но и во всемірной исторіи. И русскій народъ къ этому не причастенъ и въ этомъ не повиненъ, онъ не творецъ, а жертва этой политики. И самая идея этой всемірной коммунистической революціи возникла не въ Россіи, а на Западѣ, она была формулирована Марксомъ и Энгельсомъ, не знавшими Россіи; она была придумана въ Западной Европѣ, а Россія имѣла великое несчастіе стать ея первымъ опытнымъ полемъ. Смотрите же: съ самыхъ первыхъ дней русской революціи эта гибельная затѣя стучалась въ двери Запада; она стремилась туда, откуда вышла, въ ту среду крупно-промышленнаго капитализма, для которой она была изобрѣтена... Нынѣ сроки приблизились, и она уже вломилась въ малыя государства Восточной Европы.
6. О русскомъ народѣ.
Русскій народъ былъ доселѣ дѣятельнымъ субъектомъ своей исторіи, а не замученнымъ и порабощеннымъ объектомъ, орудіемъ чуждаго ему мірового злодѣйства. Онъ жилъ, а не погибалъ, творилъ, а не пресмыкался. Россія никогда не была тоталитарнымъ государствомъ: она никогда не обезличивала своихъ гражданъ; она никогда не подавляла ихъ творческой иниціативы; она никогда не покушалась погасить въ нихъ инстинктъ личнаго самосохраненія, какъ и стимулъ хозяйственнаго труда. Она никогда не отмѣняла частной собственности, она никогда не стремилась отнять у своихъ гражданъ религіозную вѣру, силу личнаго сужденія и самостоятельность воззрѣній, она никогда не хотѣла превратить русскихъ людей въ голодныхъ, полураздѣтыхъ застращенныхъ рабовъ, спасающихъ свою жизнь ложными доносами на своихъ неповинныхъ сосѣдей; она никогда не воображала, что все русское хозяйство можно превратить въ бюрократическую машину, а всю русскую культуру подчинить тираніи единаго центра. Напротивъ, русское правительство въ его христіанской установкѣ знало, что личное начало имѣетъ религіозно-непререкаемое значеніе и что поэтому оно должно быть призвано и въ государственномъ порядкѣ, и въ хозяйствѣ. (Стоитъ только вспомнить русское національное воззрѣніе на солдата, выдвинутое Петромъ Великимъ, усвоенное отъ него Минихомъ и практически развернутое Суворовымъ: солдатъ есть индивидуальный воинъ, въ которомъ надо чтить безсмертную, патріотически-отвѣтственную душу и воспитывать духовную личность — патріотическую, сознательную и иниціативную. Въ этомъ замыслѣ живетъ дыханіе восточнаго православія, сказавшееся въ ту эпоху, когда почти всѣ европейскія арміи, а особенно прусская, придерживались палочной дисциплины).
На фото: Крестьянские дети при царизме. Фото Прокудина-Горского
Понятно, что самая идея тоталитарнаго строя не могла зародиться въ національной Россіи.
На фото: Крестьянские дети при сталинизме, 1941 год. Фото из трофейной немецкой кинохроники.
Уже самое необозримое россійское пространство исключало ея появленіе. Эта идея могла зародиться только въ эпоху всепреодолѣвающей техники: телефона, телеграфа, свободнаго воздухоплаванія, радіоговоренія. Она и родилась только во время настоящей революціи какъ злоупотребленіе этой техникой, впервые позволившее создать такую централизацію и такую всепроникающую государственность, которая ждетъ нынѣ только технически и политически организованнаго дальновидѣнія и дальнослышанія, чтобы сдѣлать свободную жизнь на землѣ совершенно невозможной. Надо представить себѣ, что еще 50 лѣтъ тому назадъ государственный курьеръ въ Россіи скакалъ изъ Иркутска въ Петербургъ полтора мѣсяца на лошадяхъ и столько же на обратный конецъ... А изъ Якутска? А изъ Владивостока? Уже послѣ постройки Сибирской магистрали, законченной въ 1906 году, почта шла изъ Москвы во Владивостокъ двѣнадцать съ половиною сутокъ. А по радіо въ Россіи заговорили только передъ самой революціей, во время войны, и то только для военныхъ надобностей... Вотъ почему самая мысль о тоталитаризмѣ не могла прійти въ голову никому.
Идея тоталитарнаго строя не была бы ни принята, ни осуществлена въ національной Россіи. Она по самому существу своему органически противна русскому народу, и притомъ въ силу многихъ существенныхъ основаній. Во первыхъ, въ силу христіанской вѣры въ свободную, безсмертную и нравственно-отвѣтственную личную душу; во вторыхъ, въ силу русской національной вольнолюбивости и въ силу инстинктивной приверженности русскаго человѣка частной хозяйственной иниціативѣ; въ третьихъ, въ силу пространственнаго и національнаго многообразія Россіи, въ силу ея религіозной, бытовой и климатической многовидности. Измѣнить, или запретить, или сломать все это — могло прійти въ голову только безумнымъ доктринерамъ отъ марксизма, никогда не знавшимъ и не любившимъ Россіи. А русскій человѣкъ всегда цѣнилъ личную самостоятельность и всегда предпочиталъ строиться безъ государственной опеки. Онъ всегда былъ готовъ оградить свою свободу уходомъ въ лѣса или степи. Онъ всегда противопоставлялъ государственной строгости мечту объ анархической свободѣ. Есть предразсудокъ, будто Россія исторически строилась изъ государственнаго центра, его приказами, запретами и произволеніемъ. Съ этимъ предразсудкомъ давно пора покончить. Въ дѣйствительности русскій государственный центръ всегда отставалъ отъ народнаго исторически-инстинктивнаго «разлива», оформляя уже состоявшіеся процессы. Государство собирало то, что народъ самочинно намѣчалъ, начиналъ, осуществлялъ и строилъ. Народъ «растекался» (слово, употребленное и Ключевскимъ, и Шмурло) — государство закрѣпляло. Народъ творилъ — государство организовывало. И вотъ уже это государственное оформленіе и закрѣпленіе, эту организацію, народъ принималъ далеко не всегда охотно и совсѣмъ не всегда покорно. Историческая Россія росла народнымъ починомъ: крестьянскими заимками, предпріимчивымъ промысломъ, непосѣдливостью новгородской и псковской вольницы, миссіонерскимъ и монастырскимъ подвигомъ, свободнымъ разселеніемъ и переселеніемъ, вольнолюбіемъ людей бѣглыхъ, скитаніемъ «людей вольныхъ и гулящихъ» (терминъ лѣтописи), казачьими походами и поселеніями, торгово-купеческими караванами по рѣкамъ и дорогамъ... Здѣсь не о чемъ спорить, и всякій, кто хоть сколько-нибудь знаетъ исторію русскихъ «окраинъ» («украинъ»), подтвердитъ немедленно мои формулы. Двѣ силы строили Россію: даровитый иниціативный народъ и собирающее государство. Кто заселилъ пространства русско-европейскаго Сѣвера? Кто первый двинулся въ сибирскую тайгу? Кто заселялъ пустовавшую Малороссію? Кто первый началъ борьбу съ турками за выходъ къ Черному морю? Борьбу за Азовъ? За Предкавказье? И никто и никогда не думалъ о тоталитарности... И самая опричина Іоанна Грознаго была лишь малою, хотя и свирѣпою, дружиною, тонувшей въ необъятной всероссійской «земщинѣ» съ ея особой жизнью, самостоятельнымъ чиновничествомъ и вольной казачиной (Ермакъ и Сибирь). И даже тиранія курляндскаго конюха (Биронъ) съ ея холопскимъ режимомъ доносовъ и пытокъ — никогда не питала тоталитарныхъ замысловъ. А весь сословно-крѣпостной строй, который не кто иной, какъ Ключевскій, признаетъ тяжелымъ, но справедливымъ, покоился именно на истребованіи государствомъ отъ частно-иниціативно-трудящагося населенія извѣстныхъ взносовъ, повинностей, услугъ и жертвъ, необходимыхъ для національнаго спасенія. Говорить здѣсь о тоталитарномъ строѣ можно только отъ невѣжества и верхоглядства. Безспорно, крѣпостное право было длительнымъ и тягостнымъ проявленіемъ, но не слѣдуетъ забывать, что почти половина русскаго крестьянства совсѣмъ не знала крѣпостного состоянія, ибо въ моментъ освобожденія (1861) Россія насчитывала 10,5 милліона крѣпостныхъ крестьянъ, 1,5 милліона дворцовыхъ и удѣльныхъ и 10 милліоновъ государственныхъ, т. наз. «казенныхъ» (считая «ревизскія души» мужского пола). Русская историческая государственная власть подлежитъ, какъ и всякая другая власть, критикѣ, а не клеветѣ. Она дѣлала ошибки. Гдѣ и какая власть ихъ не дѣлала? Она не всегда справлялась со своими задачами — огромными, претрудными, исторически осложненными, какъ ни у одного другого государства. Объ этихъ заданіяхъ западныя государства и политики не имѣютъ конкретнаго представленія, ибо они не знаютъ нашего климата и нашей береговой линіи; они не представляютъ себѣ нашего пространства; они не понимаютъ бремени нашей многонаціональности; не разумѣютъ наслѣдія нашего двухсотпятидесятилѣтняго ига, коимъ Россія спасала Европу отъ монголовъ, сама отставъ отъ цивилизаціи на два вѣка; они не знаютъ, въ какія непрестанныя оборонительныя войны вовлекало насъ наше равнинное положеніе безъ естественныхъ защитныхъ границъ; они не знаютъ, что Россія вынуждена была провоевать въ порядкѣ обороны (по точной статистикѣ) двѣ трети своей жизни (изъ каждыхъ трехъ лѣтъ исторіи — два года на оборонительную войну). Передъ лицомъ такихъ непомѣрныхъ задачъ, чтобы не распылять государственную волю, чтобы не осложнять и не замедлять ея вѣчно спѣшное образованіе (ибо событія всегда торопили, и оборонительная война слѣдовала за войной), русская историческая государственная власть должна была строить государственный центръ авторитарно (по русскому историческому выраженію, «самодержавно»), а не демократически. Она хорошо понимала то, что только что отчетливо формулировалъ великій полководецъ нашихъ дней Эйзенхауэръ: «демократія никогда не бываетъ готова къ войнѣ». Но понимая это и не отдавая историческую самооборону Россіи на голосованіе народа, русская національная власть никогда не помышляла о тоталитарности и всегда оставалась вѣрна національнымъ цѣлямъ. Именно въ этомъ, основномъ и существеннѣйшемъ Совѣтская власть есть ея прямая и полная противоположность. Но есть еще одинъ предразсудокъ, мѣшающій пониманію Россіи: будто она сама не знала самоуправленія и строилась исключительно авторитарной бюрократіей. Этотъ вредный предразсудокъ тотчасъ же разсѣивается при изученіи нашего прошлаго. Однажды русская исторія будетъ написана какъ исторія русскаго самоуправленія, начиная отъ вѣча, избиравшаго и удалявшаго князей, и кончая земствомъ и Государственной Думой. Кто всматривался и вдумывался въ русскую исторію, тотъ знаетъ, что государственный центръ Россіи всегда изнемогалъ подъ бременемъ главныхъ, неотложныхъ задачъ и всегда стремился организовать на мѣстахъ передовое и всякое другое самоуправленіе, чтобы разгрузить себя для дальнѣйшагоПо мѣрѣ того, какъ народное правосознаніе зрѣло, выборное самоуправленіе все расширяло и расширяло свой объемъ. И въ началѣ двадцатаго вѣка, передъ самой революціей, самодѣятельность народа стала главной формой культурной жизни въ Россіи. Прежде всего въ Россіи господствовала свобода вѣроисповѣданія, формулированная въ статьѣ 67-й Русскихъ Основныхъ Законовъ. Она предоставлялась и христіанамъ, и магометанамъ, и евреямъ, и караимамъ, и ламаитамъ, и «язычникамъ» съ такимъ обоснованіемъ: «Да всѣ народы, въ Россіи пребывающіе, славятъ Бога Всемогущаго разными языки по закону и исповѣданію праотцовъ своихъ, благословляя Россійское Государство и его верховную власть и моля Творца вселенной о умноженіи, благоденствіи и укрѣпленіи духовной силы Русскаго Народа». А народы Европы знаютъ слишкомъ хорошо, какое значеніе имѣетъ свобода вѣроисповѣданія какъ основа истинной демократіи.
На иллюстрации:Плакат "В жертву Интернационалу"
Итакъ, самоуправленіе цвѣло въ предреволюціонной Россіи. Избиралась Государственная Дума и часть Государственнаго Совѣта; свободно самоорганизовывались лояльныя (т. е. нереволюціонныя) политическія партіи; самоуправлялись православные приходы; церковная самодѣятельность была предоставлена и инаковѣрнымъ исповѣданіямъ, притомъ примѣнительно къ ихъ индивидуальнымъ особенностямъ (Сводъ Законовъ Россійской Имперіи, томъ 11); цвѣли Земства и Города (Сводъ, томъ 2), самочинно сложившіеся во всероссійскіе союзы; самоуправлялось дворянство, купечество, мѣщанство (Сводъ, томъ 9); свое особое самоуправленіе имѣли крестьянскія общины, села и волости (Сводъ, томъ 9 и Особое Приложеніе къ нему); свое самоуправленіе имѣли казачьи станицы и войска (Сводъ, томъ 9); избирались мировые судьи (томъ 16) и народные судьи (томъ 2); особое самоуправленіе имѣли какъ осѣдлые, такъ и кочевые малые народы («Родовыя Управленія» и «Степныя Думы», томы 2 и 9); адвокатское «сословіе» имѣло свои избираемые Совѣты присяжныхъ повѣренныхъ (томъ 16); свою автономію имѣла Академія наукъ, а также высшія учебныя заведенія (томъ 11); по всей Россіи развивалось свободное кооперативное движеніе со своими областными съѣздами и всероссійскимъ центромъ; свободно развивалась и цвѣла исконная русская форма артели (кустарныя, промысловыя, биржевыя, разсыльныя, вокзальныя и т. д.); свободно возникали и жили всевозможныя частныя общества (научныя, литературныя, спортивныя, фотографическія, общества купеческихъ приказчиковъ и др.); свободно слагались всевозможныя хозяйственныя товарищества и акціонерныя компаніи; по частной иниціативѣ и на частныя средства созидались всевозможныя низшія, среднія и высшія учебныя заведенія, дополнявшія собою основную образовательную сѣть — казенную, городскую, земскую и церковную... Къ возрожденію свободной Соборности шла православная церковь. За свободу боролись и уже достигали ея рабочіе союзы... И все это была одна естественная и необходимая школа государственнаго самоуправленія. Конечно, все это такъ или иначе оформлялось или даже контролировалось государственнымъ центромъ. Но въ какихъ же странахъ было и нынѣ есть иначе? Вѣдь это только русская интеллигенція по своей неопытности воображала, будто въ западныхъ демократіяхъ все это слагается беззаконно и безконтрольно...
Русскій народъ жилъ передъ революціей какъ великій свободный организмъ, но не понималъ этого; а понялъ только теперь. А между тѣмъ этому организму предстояла тогда еще большая свобода дыханія и труда.
А теперь?
Коммунисты пресѣкли народное творчество, подавили народный починъ, убили частную иниціативу. Они заглушили національный инстинктъ самосохраненія, навязывая ему чужую, дикую цѣль міровой революціи, и взываютъ къ нему только въ часъ великой военной опасности... У нихъ антинаціональная власть стала всѣмъ, а личность и народъ — ничѣмъ. Ничѣмъ, или политической соломой, которую можно жечь безотвѣтственно, безпрепятственно и неограниченно въ революціонной ночи. Этотъ процессъ растраты русскаго народа, извода населенія голодомъ, холодомъ, ссылками, непосильнымъ каторжнымъ трудомъ въ концентраціонныхъ лагеряхъ и прямыми казнями длится вотъ уже тридцать лѣтъ...
Вотъ доказательства.
По всенародной переписи 1897 года Россія въ тогдашнихъ предѣлахъ своихъ насчитывала свыше 128 милліоновъ жителей. Ея нормально-средній годичный приростъ населенія составлялъ до революціи, — а по утвержденію коммунистовъ, составляетъ и нынѣ — плюсъ 17 человѣкъ на каждую тысячу населенія. Согласно этому ея населеніе исчислялось офиціально къ 1914 году въ 167 милліоновъ, а къ 1918 году, за вычетомъ военныхъ потерь первой міровой войны (невступно 2 милліона), въ 175 милліоновъ приблизительно. Русскіе статистики исчисляли, что при сохраненіи этого прироста русское населеніе должно къ 1941 году удвоиться по сравненію съ 1897 годомъ и составлять около 257,5 милліона гражданъ обоего пола. Но въ концѣ первой міровой войны отъ Россіи отпали цѣлыя страны и области съ населеніемъ въ 29 милліоновъ людей; и Совѣтская власть приняла Россію въ 1918 году съ населеніемъ приблизительно въ 146 милліоновъ гражданъ. Показуемый Совѣтами нормальный приростъ долженъ былъ бы дать къ началу второй міровой войны плюсъ 50 милліоновъ людей; иными словами, послереволюціонная Россія должна была бы имѣть къ 1939 году не менѣе 196 милліоновъ населенія. Между тѣмъ статистическая машина Сталина насчитала послѣ аннулированія имъ не угодившей ему переписи 1937-го (показавшей по предварительному подсчету невступно 160 милліоновъ жителей!..) и по его повторному категорическому приказу 170 милліоновъ людей. Это означаетъ, что революція погубила въ Россіи за первые 22 года по ея собственному подсчету не менѣе двадцати шести милліоновъ жизней... Тутъ все: и политическіе разстрѣлы, и трехлѣтняя гражданская война (1918—1921); и связанныя съ ней эпидеміи; и тамбовское возстаніе Антонова; и казни Бела Куна въ Крыму (1920—1921); и голодъ (1920—1921); и гибель безсчетныхъ безпризорныхъ дѣтей, число которыхъ сама Крупская исчисляла милліонами; и многолѣтній нажимъ на крестьянство; и коллективизація 1929—1933, погубившая около 600 000 зажиточныхъ крестьянскихъ семей; и страшный голодъ 1932—1933 года; и безчисленныя «малыя» возстанія по всей странѣ, заливавшіяся кровью; и «хозяйственная система» концентраціонныхъ лагерей (ГУЛАГ); и постройка Бѣломорскаго канала; и Соловки съ отданными на замерзаніе священниками и вѣрующими всѣхъ исповѣданій; и «набатная» индустріализація, не подготовившая Россію къ германскому вторженію, и чистка въ Красной Арміи, и эмиграція... Съ тѣхъ поръ разразилась вторая міровая война, искусно спровоцированная Сталинымъ черезъ союзъ съ Гитлеромъ — союзъ, развязавшій руки этому послѣднему.
До четырехъ милліоновъ русскихъ плѣнныхъ было погублено нѣмцами голодомъ и холодомъ во внутреннихъ германскихъ лагеряхъ. Неисчислимы депортированные нѣмцами «восточные рабочіе», которые голодали и умирали на принудительныхъ работахъ. Неисчислимы убитые нѣмцами въ Россіи русскіе въ качествѣ «заложниковъ». Семь милліоновъ павшихъ показала, явно преуменьшая, совѣтская власть. Неисчислимы русскіе люди, разстрѣлянные въ Россіи отрядами совѣтскаго НКВД во время реоккупаціи за мнимую «коллаборацію» съ германцами. Исчезли изъ Крыма ликвидированные Совѣтами татары (около 150 000). Исчезли съ Кавказа карачаи (около 16 000); исчезли съ Кавказа чеченцы (около 200 000) и ингуши (около 50 000). Исчезли нѣмцы Поволжья (около 200 000). Всѣ эти малые народы Россіи были частью перебиты, частью сосланы въ суровую Сибирь на принудительныя работы за то, что они ждали отъ германцевъ освобожденія изъ коммунистическаго рабства...
И въ довершеніе всего — вѣчно пополняясь, стонутъ десятимилліонные всероссійскіе концентраціонные лагеря, куда свободный человѣкъ не имѣетъ доступа, откуда не бываетъ ни писемъ, ни извѣстій и гдѣ заключенные живутъ въ среднемъ не больше восьми мѣсяцевъ... Совѣтская власть рѣшительно предпочитаетъ безплатнаго раба, заключеннаго на смерть, — свободному гражданину, проклинающему коммунизмъ хотя бы и шепотомъ. И вотъ русскій народъ, эта живая творческая основа Россіи, — растрачивается, вымаривается, изводится Совѣтскимъ государствомъ; и притомъ не въ силу недосмотра или неумѣнія, а въ силу системы, обдуманно и преднамѣренно: Совѣтской власти нужны покорные рабы и не нужны люди съ собственной мыслью, съ національнымъ сердцемъ, съ самостоятельной волей и съ вѣрой въ Бога. Тридцать лѣтъ длится эта злодѣйская чистка: въ Россіи «вычищаютъ» ея лучшихъ людей, чтобы ихъ и званія не осталось. Въ этомъ сущность совѣтской политики, на этомъ строится Совѣтское государство — на погубленіи «некоммунистически мыслящихъ гражданъ». Люди всѣхъ странъ и всѣхъ народовъ должны быть увѣрены въ томъ, что и имъ готовится та же участь въ случаѣ, если Совѣты побѣдятъ въ міровомъ масштабѣ.
7. О русской національной лояльности.
Всякое государство строится на лояльности своихъ гражданъ, т. е. на ихъ готовности повиноваться законамъ и указамъ, платить налоги и служить въ арміи своей страны. Колеблется эта лояльность — и государство теряетъ свою живую духовную державу, свою волевую спайку; тогда ему не на чемъ держаться и оно распадается. Историческая судьба Россіи была необычайно тяжела: открытая равнина, суровый климатъ, татарское иго, длившееся 250 лѣтъ, безконечныя вторженія сосѣдей съ сѣверо-запада, юга и юго-востока, отрѣзанность отъ морей, отставаніе въ цивилизаціи и техникѣ... Исторія Россіи есть сплошной потокъ труда, разоренія, борьбы, новаго созиданія, новаго разоренія, жертвъ и страданія — непрерывный процессъ борьбы за національную свободу. И все это преодолѣвалось. Всѣ бремена принимались и неслись народомъ. Россія хранила свою національную независимость и свою самобытную религіозную культуру, оборонялась, росла и постепенно догоняла сосѣдей въ цивилизаціи. А это означаетъ, что у русскаго народа былъ здоровый государственный инстинктъ, что русская національная лояльность имѣла живыя и глубокія основы. На чемъ же строилась она? Чѣмъ держалась Россія? Она строилась на инстинктѣ національнаго самосохраненія, принимавшемъ формы русскаго самосознанія, націонализма и патріотизма.
Она строилась на православной вѣрѣ въ Бога и въ Христа, Сына Божія, — эта вѣра учила любви, смиренію, долготерпѣнію и жертвенности, она крѣпила въ душахъ здоровое чувство ранга и готовность повиноваться благовѣрной власти, связанной съ народомъ единой вѣрой и присягой.
Русская народная лояльность строилась на любви къ царямъ и на довѣріи къ ихъ доброй и справедливой волѣ. Она строилась на личной, христіански укрѣпляемой и покаяніемъ очищаемой совѣсти.
Она строилась на здоровомъ чувствѣ національной, сословной и личной чести. На семейномъ началѣ съ его инстинктивными и духовными корнями.
На частной собственности, передаваемой по наслѣдству «въ родъ и родъ», и на связанной съ нею свободной хозяйственной иниціативѣ, на мечтѣ честнымъ трудомъ создать своимъ потомкамъ лучшую жизнь. Что же изъ всего этого было признано и соблюдено революціей? Ничего.
Въ теченіе 24 лѣтъ коммунисты насаждали интернаціонализмъ и старались погасить въ русскомъ народѣ національное чувство и патріотизмъ, они спохватились лишь въ 1941 году, когда было уже поздно и они увидали, что русскіе солдаты не желаютъ драться за интернаціональную Совѣтчину; и они терпятъ русскій націонализмъ лишь въ мѣру его воинской полезности. Въ теченіе 26 лѣтъ они гасили вѣру, разрушали церкви, истребляли пастырей, губили вѣрующихъ; они позвали православную Церковь на помощь лишь въ 1943 году и обѣщали ей терпимость въ мѣру ея безпрекословной покорности и соучастія въ разложеніи и завоеваніи вселенной, — съ тѣмъ, чтобы лѣтомъ 1947 года снова объявить, что «священникъ есть заклятый врагъ Совѣтскаго государства» и что «религіозно-вѣрующій не можетъ быть лояльнымъ совѣтскимъ гражданиномъ»...
Они принципіально замѣнили любовь — классовой, а потомъ и всеобщей ненавистью; смиреніе — революціоннымъ самомнѣніемъ и гордыней.
Они попрали и опрокинули драгоцѣнное чувство ранга, воспитанное столѣтіями, ругаясь надъ лучшими людьми и выдвигая наверхъ худшихъ: невѣжественныхъ, свирѣпыхъ, карьеристовъ, продажныхъ, болтуновъ, подхалимовъ, лишенныхъ совѣсти и самостоятельной силы сужденія.
Они замѣнили благовѣрную власть — безбожной тираніей и сдѣлали все, чтобы внушить народу, что новая власть не имѣетъ ни доброй, ни справедливой воли. Они попираютъ вотъ уже тридцать лѣтъ чувство личнаго достоинства и чести терроромъ, голодомъ, доносами и казнями. Они сдѣлали все, чтобы разложить семью, подорвать ея корни и размножить въ странѣ безпризорныхъ дѣтей, изъ которыхъ она потомъ вербовала своихъ агентовъ.
Они отмѣнили частную собственность и задушили хозяйственную иниціативу. И все это они дѣлали въ порядкѣ вызывающаго экспериментированія, безъ жалости, безъ отвѣтственности, явно разсчитывая на неисчерпаемое долготерпѣніе и великую жертвенность русскаго народа... На чемъ же они сами построили новую «совѣтскую» лояльность?
На всеобщей нищетѣ коммунизма, на вытекающей отсюда повальной зависимости всѣхъ отъ одной партіи, отъ тоталитарной власти, на соціалистической монополіи государственнаго работодательства. Слѣдовательно, на хозяйственномъ порабощеніи народа. Это превратило русскую историческую лояльность совѣсти, чести и сердца — въ вынужденную рабскую покорность, въ еженощный трепетъ голоднаго человѣка за себя и за свою семью. Эту покорность они закрѣпили всеобщимъ политическимъ шпіонствомъ и принудительными доносами гражданъ другъ на друга. Мѣра активнаго доносительства стала для нихъ мѣрою преданности Совѣтскому государству; и тотъ, кто не страхуетъ себя участіемъ въ политической агентурѣ, тотъ обреченъ. Отъ кого не поступаетъ доносовъ, тотъ считается нелояльнымъ и становится кандидатомъ въ концлагерь; но это не значитъ, что всякій доносчикъ застрахованъ отъ ссылки или разстрѣла... Этимъ они подорвали всякое уваженіе и довѣріе въ странѣ — и взаимное между гражданами, и въ отношеніи къ тиранической власти. Зачѣмъ имъ это нужно? — Гдѣ нѣтъ взаимнаго довѣрія, тамъ невозможенъ никакой политическій сговоръ, тамъ невозможны и заговоры, тамъ деспотъ «можетъ спать спокойно»... И такъ они воздвигли свой строй на всеобщемъ нравственномъ разложеніи и создали позорнѣйшую изъ тираний міровой исторіи.
Ихъ строй живетъ страхомъ, страхомъ всѣхъ передъ всѣми. Партійные тираны боятся народа и его свободнаго мнѣнія и потому запугиваютъ народъ. Отъ страха они сѣютъ страхъ угрозами, арестами, тюрьмою, ссылками, политической каторгой концлагерей и прямыми массовыми убійствами.
Ихъ строй живетъ лестью: мѣра пресмыканія, всехваленія, прославленія партійныхъ тирановъ давно уже стала мѣрою преданности Совѣтскому государству. Такъ было при дворѣ Нерона и Калигулы: кто хотѣлъ жить, тотъ долженъ быть льстить безъ совѣсти, мѣры и вкуса. Такъ обстоитъ теперь дѣло и въ Россіи. Позорно и смѣшно читать, что пишутъ у нихъ журналисты, «академики», музыканты и беллетристы о «геніальныхъ вождяхъ», какую глупую лесть выговариваютъ ихъ партійные и непартійные штатскіе и военные ораторы объ этихъ «вождяхъ» и «учителяхъ», которые на самомъ дѣлѣ жили всю жизнь чужими мыслями (Маркса, Энгельса и др.) и за всю жизнь не высказали ни единой самостоятельной идеи... Правда, всѣ они безпримѣрны въ политической интригѣ и безоглядной жестокости, — но и только. Хвала, вынужденная страхомъ, есть навязанная лесть, т. е. самовосхваленіе навязавшаго ее тирана. Какое мнимое «величіе»! Какая жалкая самореклама…
Ихъ строй держится ложью: лгутъ всѣ, кому еще дорога жизнь; лгутъ, покоряясь, страхуясь, задабривая, приспособляясь, лгутъ ежедневно, ежечасно, симулируя сочувствіе Совѣтчинѣ. Преданность ей и восхищеніе ей. Не лгать въ Совѣтіи можно, только погружаясь въ молчаніе и избѣгая общенія съ людьми; но и это не можетъ спасти отъ провокаціи, доноса и гибели.
Вотъ чѣмъ держится Совѣтское государство: духовною слѣпотою невѣжественныхъ фанатиковъ, карьеризмомъ выдвиженцевъ и терроромъ. Такова его политическая система. Таковы его цѣли и средства. Это не цѣли національной Россіи, это не ея средства. Это два совершенно различныхъ государства. Это двѣ прямо противоположныя историческія и политическія силы. Но одна изъ нихъ — Совѣтская — завладѣла русской территоріей, русскими національными богатствами и возможностями и поработила русскій народъ, злоупотребляя, на погибель другихъ народовъ, его талантомъ, его терпѣніемъ, его выносливостью и трудоспособностью и растрачивая его силы во имя міровой революціи. Нѣтъ сомнѣнія: окончательное торжество Совѣтскаго государства было бы окончательной гибелью національной Россіи.
И поистинѣ надо быть политически слѣпымъ, чтобы черезъ 30 лѣтъ не видѣть этого или не понимать. Слѣпымъ... или же безсовѣстно лживымъ.
8. О «совѣтскихъ патріотахъ».
Что же, совѣтскіе патріоты всѣ повально страдаютъ политической слѣпотой? И кого слѣдуетъ называть совѣтскимъ патріотомъ? Совѣтскими патріотами слѣдуетъ называть только тѣхъ, которые сами называютъ себя такъ по собственной, доброй и свободной волѣ. Русскій народъ только что показалъ и доказалъ на дѣлѣ свой русскій національный патріотизмъ, и мы совершенно не сомнѣваемся въ томъ, что этотъ здоровый и глубокій патріотизмъ инстинкта и духа, спасшій Россію отъ завоеванія германцами, преобладаетъ въ Россіи и теперь. Мы гордимся этимъ; мы преклоняемся передъ этимъ и раздѣляемъ это чувство. Но подъ гнетомъ совѣтскаго террора этотъ патріотизмъ приходится выдавать въ Россіи за совѣтскій: этого требуютъ сами коммунисты; въ этомъ духѣ лжетъ совѣтская пресса, объ этомъ приходится лгать и самимъ національнымъ патріотамъ. Осуждать ихъ за это нельзя. Мы знаемъ это, мы считаемся съ этимъ и имѣемъ въ виду совсѣмъ иное. Мы имѣемъ въ виду тѣхъ, кто сердцемъ своимъ измѣнилъ Россіи и прилѣпился къ Совѣтчинѣ. Мы имѣемъ въ виду тѣхъ, кто сознаніемъ и волею предпочелъ Совѣтское государство и предался ему на рабство. Мы имѣемъ въ виду особенно тѣхъ, кто, обладая за рубежомъ свободой и не находясь въ тискахъ Совѣтчины, отвергъ свое свободное эмигрантское стояніе, прекратилъ свое зарубежное служеніе національной Россіи, къ коему онъ былъ призванъ, и добровольно пошелъ служить партійнымъ тиранамъ Россіи, покоряясь ихъ приказамъ, запретамъ и требованіямъ, принимая отъ нихъ «соціальные заказы» и «политическія порученія», обязуясь содѣйствовать ихъ цѣлямъ и не уклоняться отъ ихъ гнусныхъ средствъ и способовъ... Это — «совѣтскіе патріоты». Они сами приняли это званіе. Они сами избрали свое служеніе. Къ нимъ относится все то, что сказано и доказано нами выше. Они измѣнили Россіи въ самый трагическій часъ ея исторіи и этимъ сами опредѣлили свою нравственную и политическую природу. Они — присоединились. Къ кому? Въ Россіи теперь есть только палачи и жертвы. И вотъ одни по своей малой сознательности, граничащей съ политической слѣпотой, добровольно присоединяются къ жертвамъ: довѣряя совѣтской пропагандѣ, заманивающей людей на свою каторгу, они «регистрируются», выбираютъ совѣтскіе паспорта, забираютъ свою рухлядь, садятся на пароходы и тотчасъ же убѣждаются въ томъ, что они обмануты, что они стали рабами и что изъ этого рабства можно спастись только новымъ бѣгствомъ... Тогда эти бѣглецы вновь появляются среди насъ и съ ужасомъ подтверждаютъ все то, о чемъ мы ихъ предупреждали: и допросы, и анкеты, и угрозы, и доносы, и каторгу жизни, и всеобщее униженіе, и «потогонную систему» подневольнаго труда...
Такова судьба политическихъ слѣпцовъ. Дѣло въ томъ, что въ русскомъ зарубежьѣ было слишкомъ много бѣженцевъ. Бѣженецъ — не эмигрантъ: онъ не мыслитъ политически, онъ не борецъ, онъ не понимаетъ происходящаго и не связанъ никакими цѣлями и идеями. Онъ — испуганный и спасающійся обыватель; ему бы только «унести ноги», «устроиться» и «обзавестись»; онъ слѣдуетъ законамъ массовой психологіи. За годы и годы бѣженство стало его привычнымъ состояніемъ; его тревожитъ всегда одинъ и тотъ же вопросъ: «куда податься» и «гдѣ лучше устроиться»? Бояться онъ привыкъ, «бѣжать» онъ научился... И вдругъ... подулъ другой вѣтеръ, обратный. Гдѣ же ему разобраться, что пропаганда и что дѣйствительность? Его заманиваютъ, онъ прислушивается. Ему обѣщаютъ, онъ начинаетъ вѣрить. Его уговариваютъ, на него насѣдаютъ, сулятъ и грозятъ. Вездѣ страшно, всюду бѣженство. Но «тамъ» — все же Россія, родные поля, лѣса, рѣки, снѣжная зима и главное — родной языкъ... И вотъ онъ бѣжитъ назадъ, захватывая нажитыя «животишки», надѣясь, что ихъ не отберутъ, и не соображая, что онъ самъ скоро отдастъ ихъ, чтобы не видѣть жену и дѣтей погибающими отъ голода...
Въ сущности, это — русскіе патріоты, заблудившиеся между Россіей и Совѣтчиной... Но есть и другіе, настоящіе «совѣтскіе патріоты». Эти отлично знаютъ различіе между жертвою и палачомъ и совсѣмъ не хотятъ присоединяться къ жертвамъ.Именно поэтому они спѣшатъ присоединиться къ палачамъ. Они идутъ къ нимъ со всякою покорностью и готовностью, льстятъ, славословятъ, принимаютъ порученія, поносятъ непокорныхъ и доносятъ на стойкихъ, издаютъ безчестныя совгазетки, лгутъ въ нихъ завѣдомо и безстыдно, формируютъ «союзы возвращенцевъ» и «совѣтскихъ патріотовъ», а иногда и помогаютъ совѣтскимъ людепохитителямъ. Всѣмъ этимъ они сдаютъ экзаменъ на «лояльныхъ совгражданъ», т. е. на агентовъ и палачей.
И когда наблюдаешь за ихъ суетней и за ихъ газетнымъ непотребословіемъ, за ихъ стараніемъ «пріобщиться» и «преуспѣть», то невольно вспоминаешь разсказъ Леонида Андреева, недавно прочтенный въ его собраніи сочиненій. Онъ озаглавленъ «Бездна»: два рослыхъ оборванца гонятся за дѣвушкой, чтобы изнасиловать ее, а хромой и плюгавый бѣжитъ сзади съ воплемъ: «И я, братцы, и я!..». Именно таковы зарубежные «совѣтскіе патріоты» — съ именемъ и безъ имени.
Пусть не говорятъ намъ, что они все же «пишутъ о Россіи, и притомъ сочувственно». На самомъ дѣлѣ все, что они дѣлаютъ, они дѣлаютъ лишь въ мѣру совѣтскаго приказа или позволенія, т. е. они пишутъ о Россіи постольку, поскольку это выгодно ея врагамъ и поработителямъ, и «сочувствуютъ» русскому дѣлу лишь постольку, поскольку это выгодно коммунистической пропагандѣ. Поэтому самое ихъ писаніе о Россіи, — политическое, хозяйственное или беллетристическое, — что бы они тамъ ни выписывали и какъ бы ни ловчились, — есть предательство. Пусть не говорятъ намъ, что среди совѣтскихъ патріотовъ есть и такіе, которые «все же паспортовъ не берутъ и въ Совдепію не ѣдутъ»: они только посѣщаютъ полпредства, они только вполголоса подхваливаютъ и даже когда завтракаютъ или празднуютъ съ большевиками, то стараются указывать имъ на ихъ «ошибки». Все это мертвое и криводушное пустословіе. Эти соблазнители недалеко ушли отъ настоящихъ «совѣтскихъ патріотовъ»: они сидятъ въ своихъ парижскихъ виллахъ и квартирахъ, въ безопасности, ничѣмъ не рискуя, и криводушествуютъ, соблазняя и зазывая. Это добровольные рекламеры Совѣтчины. Это не палачи, а только заманиватели жертвъ. Сами въ Совѣтіи не побывавшіе, давно или никогда или ничего въ ней не видавшіе, они заняты реабилитаціей совѣтскихъ злодѣяній, а наивные люди, читая статьи этихъ услужливыхъ совѣтскихъ лжесвидѣтелей, вѣрятъ имъ и идутъ на регистрацію. При этомъ сами лжесвидѣтели отлично знаютъ, что похвала ихъ фальшива и что они лгутъ, и называютъ свое темное дѣло «подвигомъ лжи»...
И напрасно они восхищаются (или только дѣлаютъ видъ, будто восхищаются) размѣрами совѣтскаго промышленнаго строительства: «Какіе заводы построены, какія сооруженія воздвигнуты, Россія не видѣла ничего подобнаго»...
Мы спросимъ только: для чего все это сооружается? Ради какой цѣли? Отвѣтъ: для революціоннаго завоеванія міра цѣною погубленія Россіи. Этимъ сказано все. Нельзя восхищаться средствомъ, не раздѣляя цѣли. Кто радуется успѣхамъ совѣтской промышленности, тотъ въ дѣйствительности втайнѣ сочувствуетъ этимъ міровымъ планамъ и только боится высказывать это вслухъ.
А мы спросимъ еще: какою цѣною оплачивается это строительство? Отвѣтъ: цѣною концлагерного режима, цѣною безчеловѣчной растраты русской силы, русской свободы, русскаго таланта и русской чести. Нелѣпо, чудовищно восхищаться успѣхами, добываемыми такой цѣной, безсмысленно закрывать себѣ глаза на такое разореніе Россіи во имя успѣховъ Совѣтскаго государства и міровой революціи. Такъ бываетъ, что наивные старики въ деревнѣ радуются «городскимъ успѣхамъ» своей дочери, не соображая того, чѣмъ она промышляетъ и куда ведутъ ее эти «успѣхи». Россія переживаетъ болѣзненную, катастрофически слагающуюся и протекающую «промышленную инфляцію»... Ей соотвѣтствуютъ разореніе и хирѣніе русскаго крестьянства... Что останется отъ этой «инфляціи» къ концу революціи? Когда и какъ опомнится и оправится русское крестьянство? Умный хозяинъ «считаетъ цыплятъ по осени»; дальновидный политикъ понимаетъ, что безъ здороваго крестьянства русской демократіи не бывать. Чему же радуются эти люди? Грядущему «цезаризму» въ Россіи? Или ея пролетаризаціи? Или просто размѣрамъ плохо, на показъ построенныхъ зданій? Таковы «совѣтскіе патріоты». Таковъ смыслъ ихъ политики.
И безпристрастная исторія никогда не забудетъ ихъ «совѣтскихъ заслугъ». Она недвусмысленно установитъ, что Совѣтскій Союзъ никогда не былъ Россіей, и что это два государства различнаго духа, различныхъ цѣлей и различной судьбы.
| Предыдущее: | Советский Союз - не Россия. Часть 1 |
| Следующее: |
История возникновения Русского корпуса в Сербии |
| Лучшее по просмотрам: | Русская белая эмиграция |
| Последнее: | Морис Конради - защитник поруганной чести |
