Основатель филёрской службы Охранного Отделения Департамента полиции



Автор: imperium_ross
Дата: 2016-09-04 22:55
Медников Евстратий Павлович (декабрь 1853, Ярославль — 2 декабря 1914, Санкт-Петербург) - создатель и руководитель лучшей филёрской службы Охранного отделения Департамента полиции в Российской Империи (медниковской школы агентов наружного наблюдения), по свидетельству А. И. Спиридовича, и Заварзина П.П - "медниковские филёры отличались высоким профессионализмом и по способности к конспирации не уступали профессиональным революционерам".



Медников Евстратий Павлович, как профессиональный специалист высшего класса, пользовался огромным спросом в уголовно-сыскной полиции, несмотря на смену шести министров внутренних дел (Сипягин, Плеве, Святополк-Мирском, Булыгин, Дурново и Столыпин), ему до конца карьеры удалось сохранять своё положение в Московском Охранном отделении. Филёр - сыщик, агент Охранного отделения или уголовно-сыскной полиции в Российской Империи конца 19 века - начала 20 века, в обязанности которого входили проведение наружного наблюдения и негласный сбор информации о лицах, представляющих интерес.



Филер Ф. Крылов в простонародной одежде. 1903 г.

Отдельный Особый отряд наблюдательных агентов или "Летучий отряд филёров" использовался в особых ответственных политических делах по розыску революционеров во всех губерниях Российской Империи, "Летучий отряд филёров" во главе с Медниковым был подчинён непосредственно Департаменту полиции Российской Империи.



Группа филеров и руководителей служб наружного наблюдения Москвы и Петербурга.

Воспоминания из мемуара Спиридовича А.И. "Записки жандарма":
"Правой рукой Зубатова был Евстратий Павлович Медников, человек в то время лет пятидесяти. Он заведывал агентами наружного наблюдения, или филерами, которые, наблюдая на улицах за данными им лицами выясняли наружно, что те делали, с кем встречались и какие места посещали. Наружное наблюдение развивало данные внутренней агентуры. Медников был простой, малограмотный человек, старообрядец, служивший раньше полицейским надзирателем. Природный ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро сделался нарядчиком, инструктором и контролером. Он создал в этом деле свою школу - Медниковскую, или как говорили тогда, "Евстраткину" школу. Свой для филеров, которые в большинстве были из солдат уже и тогда, он знал и понимал их хорошо, умел разговаривать, ладить и управляться с ними. Двенадцать часов ночи. Огромная низкая комната с большим дубовым столом посредине полна филеров. Молодые, пожилые и старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в обычной позе - расставив ноги и заложив руки назад. Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и подает затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам, с пометкой израсходованных по службе денег.

- А что же Волк? - спрашивает Медников одного из филеров.

- Волк, Евстратий Павлович, - отвечает тот, - очень осторожен. Выход проверяет, заходя куда-либо, также проверку делает и опять-таки и на поворотах, и за углами тоже иногда. Тертый.

- Заклепка, - докладывает другой, - как заяц, бегает, ничего не видит, никакой конспирации, совсем глупый...

Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих Заклепок, Волков, Умных, Быстрых и Галок, - так по кличкам назывались все проходившие по наблюдению. Он делает заключения, то одобрительно кивает головой, то высказывает недовольство.
Но вот он подошел к филеру, любящему, по-видимому, выпить. Вид у того сконфуженный; молчит, точно чувствует, что провинился.

- Ну что же, докладывай! - говорит иронически Медников.

Путаясь и заикаясь, начинает филер объяснять, как он наблюдал с другим филером Аксеновым за "Куликом", как Кулик зашел на "Козихинский пер., дом № 3, да так и не вышел оттуда, не дождались его".

- Так-таки и не вышел, - продолжает иронизировать Медников
- Не вышел, Евстратий Павлович.
- А долго ты ждал его?
- Долго, Евстратий Павлович.
- А до каких пор?
- До одиннадцати, Евстратий Павлович.

Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от старшего, что филеры ушли с поста в пивную около 7 часов, не дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведен дальше. А у "Кулика" должно было состояться вечером интересное свидание с "приезжим" в Москву революционером, которого надо было установить. Теперь этот неизвестный "приезжий" упущен. Побагровев, Медников сгребает рукой физиономию филера и начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и, высвободившись, наконец, головой, всхлипывает:

- Евстратий Павлович, простите, виноват.

- Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори прямо, а не ври! Молод ты, чтоб мне врать. Понял, молод ты! - с расстановкой отчеканил Медников. - Дурррак! - и ткнув еще раз, больше для виду, Медников, уже овладевший собой, говорит спокойно: - По пятерке штрафу обоим! А на следующий раз - вон; прямо вон, не ври! На нашей службе врать нельзя. Не доделал - винись, кайся а не ври! Эта расправа по-свойски; своя, Евстраткина система. То, что происходило в филерской, знали только филеры да Медников. Там и награды, и наказания, и прибавки жалованья, и штрафы, там и расходные, т.-е. уплата того, что израсходовано по службе, что трудно учесть и что всецело зависит от Медникова.

Просмотрев расход, Медников произносил обычно:

- "Ладно, хорошо". Найдя же в счете преувеличения, говорил спокойно:
"Скидай полтинник; больно дорого платишь извозчику, скидай". И филер "скидал", зная, что, во-первых, Евстратий Павлович прав, а, во-вторых, все равно всякие споры бесполезны. Кроме своих филеров, при Московском отделении был еще летучий филерский отряд департамента полиции, которым также ведал Медников. Этот отряд разъезжал по России, разрабатывая агентурные сведения Зубатова или департамента, работая как бы под фирмой последнего. По деловитости, опытности и серьезности филеров, которые в большинстве брались из московских филеров, летучий отряд был отличным наблюдательным аппаратом, не уступавшим по умению приспособляться к обстоятельствам, по подвижности и конспирации, профессиональным революционерам. То была старая Медниковская школа. Лучше его филеров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только Медникова. Медниковский филер мог пролежать в баке над ванной (что понадобилось однажды) целый вечер; он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живет; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи верст; он попадал за границу, не зная языков, и умел вывертываться. Его филер стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог бы признать в нем агента. Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лотошника. При надобности мог прикинуться он и дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство. Когда же служба требовала, он с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга или удар ножа, что и случалось. Единственно, чего не было у Медниковского филера, это сознания собственного профессионального достоинства. Он был отличный специалист-ремесленник, но не был проникнут тем, что в его профессии не было ничего зазорного. Этого Медников им привить не мог, его не хватало на это. В этом отношении провинциальные жандармские унтер-офицеры, ходившие в штатском и исполнявшие обязанности филеров, стояли много выше, понимая свое дело как государственную службу. Позже и штатские филеры, подчиненные жандармским офицерам, воспитывались именно в этом новом направлении, что облагораживало их службу и много помогало делу.



Карманный альбом филера с фотографиями членов партии эсеров и описаниями их примет.

Во всех раскрытиях отделения роль наружного наблюдения была очень велика, благодаря чему, главным образом, Медников и сделался самым близким доверенным лицом Зубатова. У близкой Медникову женщины была главная конспиративная квартира Зубатова, где жил и сам Медников, где происходили и свидания с некоторыми сотрудниками и с другими лицами по делам розыска. Знал они оберегал и другие места, где происходили свидания Зубатова и других чинов отделения, если они допускались к этому делу. Допускался же далеко не каждый, так как агентура, эта святая святых отделения, бережно охранялась от всякого не только постороннего, но и своего отделенского взгляда. В ведении Медникова находился и извозчичий филерский двор, где было несколько выездов, ничем не отличавшихся наружно от обыкновенных "Ванек". Комбинация конного наблюдения с пешим приносила большую пользу при наблюдении. У Медникова на руках была и касса. Зубатов был бессребреником в полном смысле этого слова, то был идеалист своего дела; Медников же - сама реальность, сама жизнь. Все расчеты - у него. Работая за десятерых и проводя нередко ночь в отделении на кожаном диване, он в то же время не упускал своих частных интересов. Под Москвой у него было "именьице с бычками, коровками и уточками, был и домик", было все. Рабочие руки были даровые, - делай, что хочешь; свой человек - жена, хорошая, простая женщина, вела хозяйство. Приехавши в Москву, я застал Медникова уже старшим чиновником для поручений, с Владимиром в петлице, который в то время давал права потомственного дворянства. Он уже выправил тогда все документы на дворянство, имел грамоту и занимался составлением себе герба; на гербе фигурировала пчела, как символ трудолюбия, были и снопы." В 1906 году Медников Евстратий Павлович в ранге надворного советника с правом потомственного дворянства вышел на пенсию. Поселился в своём имении в Гороховецком уезде Владимирской губернии, где занимался сельским хозяйством. До последних лет жизни поддерживал переписку с Сергеем Зубатовым и своими учениками по делу полицейского розыска. В 1910 году Медников заболел тяжёлым душевным заболеванием и до 1913 года лечился в психиатрической больнице. Некоторые авторы связывают душевное заболевание Медникова с предательством Л. П. Меньщикова. Меньщиков Леонид Петрович бывший член народовольческого кружка, под арестом дал признательные показания и согласился стать осведомителем охранки, в последствии поступил на службу в Московское охранное отделение в качестве агента наружного наблюдения (филёра), переведён письмоводителем канцелярии ведавшим секретной документацией Охранного Отделения, затем назначен старшим помощником делопроизводителя Департамента полиции, переведен в Санкт-Петербург коллежским асессором Департамента полиции, уволен со службы директором Департамента полиции Трусевичем, в 1909 году Меньщиков эмигрировал во Францию, вышел на связь с руководителями запрещённых российских политических партий (российские либеральные оппозиции радикального толка) в Российской Империи, и выдал всю имеющуюся у него в распоряжении секретную информацию об Охранном Отделении Департамента Полиции Российской Империи, и секретную информацию разоблачающую заграничную агентуру Департамента полиции Российской Империи, в количестве около 2000 человек, публиковал в парижских газетах статьи под псевдонимом "Иванов" секретную информацию разоблачающую заграничную агентуру Департамента полиции Российской Империи, после октябрьского переворота 1917 года в Российской Империи, активно сотрудничал с Советской властью в качестве эксперта в работе комиссии по разбору архивов бывшей заграничной агентуры Департамента полиции Российской Империи, часть секретных документов и свою коллекцию революционной нелегальной литературы из личной большой библиотеки продал в Институт Ленина (Москва, СССР) за символическую сумму в 10000 франков (130—150 долларов США), часть секретных документов из своего архива продал в Праге в Русский заграничный исторический архив (РЗИА).

Воспоминания об Меньщикове из мемуара Спиридовича А.И. "Записки жандарма": "Угрюмый, молчаливый, корректный, всегда холодно-вежливый, солидный блондин в золотых очках и с маленькой бородкой, Меньщиков был редкий работник. Он держался особняком. Он часто бывал в командировках, будучи же дома "сидел на перлюстрации", т.-е. писал в департамент полиции ответы на его бумаги по выяснениям различных перлюстрированных писем. Писал также и вообще доклады департаменту по данным внутренней агентуры. Это считалось очень секретной частью, тесно примыкавшей к агентуре, и нас, офицеров, к ней не подпускали, оставляя ее в руках чиновников. Меньщиковское бюро красного дерева внушало нам особое к нему почтение. И когда однажды, очевидно, по приказанию начальства, Меньщиков, очень хорошо относившийся ко мне, уезжая в командировку, передал мне ключ от своего бюро и несколько бумаг для ответов департаменту, это произвело в отделении некоторую сенсацию. Меня стали поздравлять. Меньщиков знал революционную среду, и его сводки о революционных деятелях являлись исчерпывающими. За ним числилось одно большое дело. Говорили, что в те годы департамент овладел раз явками и всеми данными, с которыми некий заграничный представитель одной из революционных организаций должен был объехать ряд городов и дать своим группам соответствующие указания. Меньщикову были даны добытые сведения и, вооружившись ими, он в качестве делегата объехал по явкам все нужные пункты, повидался с представителями местных групп и произвел начальническую ревизию. Иными словами, успешно разыграл революционного Хлестакова, и в результате вся организация подверглась разгрому. Меньщиков получил за то вне очереди хороший орден. Позже, взятый в Петербург, в департамент, прослуживший много лет на государственной службе, принесший несомненно большую пользу правительству, он был уволен со службы директором департамента полиции Трусевичем. Тогда Меньщиков вновь встал на сторону революции и, находясь за границей, начал опубликовывать те секреты, которые знал." Для Медникова это было тяжёлым ударом. Евстратий Павлович Медников скончался 2 декабря 1914 года в одной из психиатрических клиник Санкт-Петербурга.