Вспоминая о мотивах, которые привели ее в ополчение непризнанной Донецкой народной республики, Оля рассказала, что «последней точкой» для нее стала Одесса. Оля пошла в ополчение, «чтобы защищать свои земли». Из-за этого она даже рассталась с женихом. Глядя на хрупкую девятнадцатилетнюю девушку Олю из украинской Горловки, ни за что не догадаешься, что перед тобой — уже опытный боец ополчения и авторитетный политрук. Гражданская война на востоке Украины поломала ей молодость, но Оля не выглядит несчастной, хотя и признается, что очень ждет, когда наступит мир.  «Последней точкой для меня стала Одесса (события 2 мая), когда людей стали заживо сжигать. Сжигают и радуются», — вспоминает Оля о мотивах, которые привели ее в ополчение непризнанной Донецкой народной республики. Впрочем, решение не было сиюминутным. «До этого были предпосылки, когда они с майдана кричали: мы весь юго-восток перережем. Меня тогда еще передернуло», — говорит она.  На тот момент у Оли было специфическое, да еще и для девушки ее возраста, хобби — стрельба в тире: «Занималась в тире, у нас были травматические «пээмчики» (пистолеты Макарова — ред.). С друзьями выезжали в посадку пострелять из пневматики». Этого хватило, чтобы взять в руки оружие. «Но сборка-разборка, прицельная дальность — у меня этого не было. Не знала, что такое затвор, крышка, газоотвод, калибры. Все это с опытом пришло. Хотя иногда хочется забыть эту теорию и практику. Выкинуть камуфляж, забыть как страшный сон, не видеть, не слышать», — признается она. А забыть ей есть что.  Еще несколько месяцев назад Оля жила в родном Артемовске (соседний с Горловкой город) и училась в колледже самой мирной профессии — педагога-музыканта. Подрабатывала — сначала официантом, потом на мясокомбинате, потом продавцом-консультантом. «Доросла до старшего продавца-консультанта», — с гордостью говорит она.  А потом на землю Донбасса пришли те, кого здесь считают не освободителями, а оккупантами и врагами. Оля пошла в ополчение, «чтобы защищать свои земли, свой дом от этих уродов, которые жизни не дают никому». Из-за этого она даже рассталась с собственным женихом, который пытался убедить ее, что это не их война и лучше отсидеться в стороне.  «Они говорят, что не трогают мирных граждан, но я своими глазами видела доярок, которых пытали, разрезали им кожу между пальцами. Уж не знаю, что хотели узнать у этих простых женщин, может, кто в ополчение ушел и где дээнэровцы. Видела, как в Славянск в госпиталь привезли два обезглавленных тела ополченцев. Их даже опознать невозможно, чтобы матерям выслать похоронки. И такое было», — вспоминает девушка.  «Видела, как по Семеновке фосфор работал (в пригороде Славянска селе Семеновка украинская армия впервые применила зажигательные снаряды — ред.). Помню, мы попали на Семеновку, там страшное, жуткое зрелище, когда просто сидишь в машине, сделать ничего не можешь, потому что бомбят. С автоматом или СВД ты не побежишь на эти снаряды. А на тебя хлопцы, которые стояли на позициях, бегут и у них горят «комки» (камуфляжная одежда), и вода не спасает, земля не спасает. Фосфор разъедает все», — вспоминает Оля.  Сначала Оля была в Артемовске в «группе быстрого реагирования» — милиции ополченцев. «К нам приходили мирные жители, жаловались, что соседи дебоширят или обижают, или выделываются. Мы выезжали на место, разбирались», — вспоминает она. Но это было лишь начало ее «карьеры».  «Потом меня взяли на сопровождение в Славянск — мы сопровождали бензовозы, которые везли бензин в Славянск, возили туда продовольствие, подкрепление. Много было «мяса» и «жести». Едешь по этой Семеновке, предохранитель снят, патрон в патроннике, палец держишь под курком и не знаешь, что в тебя полетит. Страшно безумно. Едешь, не знаешь, чего ждать. Один раз ехали, буквально в 20 метрах от нас бомбанул снаряд. Мы втопили 190 километров в час», — рассказывает девушка.  «Хотелось бы побывать по всему Донбассу не в военное время. Но так получилось, что я побывала, в принципе, везде — и в Славгороде, и в Луганске, увидела красивые места. В том числе те, которые уже стерты с лица земли. Я была в Краснодоне (Луганская область), там разбомбили церковь. Мы едем, а у меня непроизвольно слезы из глаз. И тогда я решила, что просто так это сволочам с рук не сойдет, это все накажется. То, что они делают, — это не по воле Божьей делается, все это неправильно. Дети, старики — они тут ни при чем, чтобы страдать», — рассуждает Ольга.  А вскоре ей пришлось покинуть родной дом.  «Я сопровождала автобус с беженцами на Россию. Забирали людей с Николаевки, с Северска (города Славянского района), со Славянска беженцев направляли на Россию. На одном сопровождении мы едем, на границе мне звонят, прям возле полосочки (контрольно-разделительная полоса на границе — ред.). Помню ярко этот момент. Мои хлопцы говорят: «Артемовск сдан, возле горисполкома стоят четыре БТР. На прокуратуре, где была наша база, уже висит украинский флаг. Тебе возвращаться нельзя сюда». Так я попала на Горловку и осталась здесь», — рассказывает Оля.  Несмотря на юный возраст, Олю назначили политруком в собственном подразделении. «Что это значит?» — спрашиваю ее. «Директор по раздаче трындюлей. Лаю иногда на них. Чтоб дисциплина была. Хотя и у самой дисциплина иногда хромает», — объясняет Оля. Троих ее друзей из Артемовска, с которыми она вместе пошла в ополчение, уже нет в живых — погибли в перестрелках. «Мамка льет слезы: что будет, если и тебя убьют? Я отвечаю ей: мы знали, на что шли», — твердо говорит девушка.  «Вот честно, у меня появилось новое чувство. Не столько защита земли. А просто уже какая-то месть, что ли, ненависть жуткая. Чего мы тут только не видели: у нас тут в Горловке маму с ребенком разорвало на части. Бабушек, которые на лавочке сидели, семечки лузгали — их тоже разорвало. Вчера по нам работал «Ураган», «Сушки» по нам работают. Ракеты по «Стиролу». Мы на них уже внимание не обращаем, только возмущаемся, когда они ночью стреляют и мешают нам спать», — признается она.  За три последние недели, как уже сообщало РИА Новости, в Горловке от обстрелов погибли свыше 50 человек, 170 получили ранения разной степени тяжести. Даже во время нашего интервью с Олей начался новый обстрел. Перебираемся в блиндаж.  «Вот честно: теперь для меня такого понятия, как Украина, уже не существует», — сидя в блиндаже, признается она. «Хотя по поводу Украины я не знала, что так буду ненавидеть сине-желтый флаг и воспринимать их, как наши в 1943-м свастику. Воспринимаешь точно так же и боишься. Не знаешь, чего еще от них ждать», — добавила девушка.

  

Ее мечта — чтобы ее родной Артемовск был наконец освобожден, и Оля ждет не дождется, когда ополчение перейдет в наступление. Она признается, что уже с трудом представляет себе мирную жизнь. «Недавно поехали отдохнуть в гости к одному местному ополченцу, посидеть, посмотреть фильм. Так дико — шторки висят, мягкий диван. Дома уже два месяца не была. Я даже не знаю, как буду адаптироваться обратно от этого всего, от этих окопов, лесов, палаток. У меня теперь, наверное, дома палатка будет стоять», — признается она.  30 сентября ей исполнится двадцать лет.