Мемуарные записки Василия Романовича Ваврика о периоде пребывания вместе с галичанами-добровольцами в армии Корнилова весной 1918 года.
Автор: В. Р. Ваврик.
Дата: 2009-10-05 18:17

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

(начало см. в 1-й части)

IV. Ледяной поход

Да, были люди в наше время!
Лермонтов. «Бородино»

Сражение у Филипповского надолго сломало большевиков, и до 25 марта они не смели вступать с нами в бой, ограничиваясь только незначительной артиллерийской перестрелкой с дальнего расстояния, тем более что с ген. Корниловым соединился ушедший из Екатеринодара вместе с полковником Покровским ген. Эрдели. Несмотря на то что половина армии лежала больной на подводах, все стали отдыхать как-то отраднее. Кроме того, за пригорками черкесских аулов стало как-то уютнее и веселее. Черкесы встретили Корнилова «как избавителя» и накормили изголодавшихся бойцов мясом буйволов. Умершие были похоронены по-человечески и по-Божески, а раненые были обмыты, перевязаны и согреты. 
В Габукае, Несшукае и других черкесских аулах армия Корнилова исцеляла свои раны и готовилась к дальнейшему крестному походу. Бои закалили у каждого корниловца душу, но плоть обессилили невзгоды, лишения и сама природа.
Кубанское небо запасмурилось, заволоклось серыми тучами, повеяло холодом и брызнуло дождем. Несмотря на это, 14 марта Корнилов сел на свою гнедо-пегую кобылицу, накинул на себя черную черкесскую бурку и вывел свои части на широкую дорогу по направлению станиц Калужской и Дмитриевской. Дождь не переставал идти. Люди двигались в грязи очень тихо. Подводы отстали. Около полудня подул ледяной ветер, превративший дождь в снег и гололедицу. Части находились в чистом поле, где не было ни одной постройки, ни одного дерева, когда пошел сильный дождь с градом. Балки и долины наполнились мутной, холодной водой. Наконец поднялась снежная метель, и казалось, что не только природа, но все силы ада выступили против корниловских героев. На них замерзла одежда; их лица заносило снегом. Они, теряя в грязи и воде сапоги, разбрелись, ища места посуше.
На подводах замерзали и умирали больные. Корнилов слез с лошади, по всей вероятности, дабы размять окоченевшие члены, но, не будучи в состоянии бороться со стихией, опять сел на лошадь. Подводы с провиантом, орудия и кухни застряли. Лошади падали, откидывая головы и ноги.
Было невыносимо, но идти все-таки было необходимо, чтобы не погибнуть в поле. На половине дороги армия разделилась на две части. Одна часть с ген. Корниловым пошла в Дмитриевскую, чтобы выбить оттуда большевиков. Станица была взята поздним вечером. В руки добровольцев досталось девять орудий. Случилось это следующим образом.
Большевики, имевшие хорошие прикрытия, защищающие их от дождя, выстрелили по корниловцам несколько раз, но затем пальба их замолкла. Корниловцы шли не стреляя, шли, чтобы только войти в теплые жилища. Большевики не выдержали и бежали. Многие из них, застряв в грязи, промокшие, иззябнувшие от холода, мороза и гололедицы, сдались вместе с комиссарами и агитаторами. Корниловцы захватили то, что было приготовлено против них. Это произвело на добровольцев сильное впечатление, и их отчаяние превратилось в восторг.
Вторая часть направилась в Калуж¬скую. В пяти верстах от станицы балка превратилась в широкую речку. Ее нужно было перейти во что бы то ни стало. Навстречу выехали козаки из Калужской и стали перевозить больных. Всем прочим пришлось идти водою вброд по пояс. Солдаты, борясь с волнами, кричали, махали руками, а некоторые падали в воду. После этого на всех одежда замерзла и стала как луб. До поздней ночи подходили отставшие, наполняя битком козачие дома. В этой части находился тоже Карпаторусский отряд.
Необходимо было отдыхать целую неделю.

V. Смерть генерала Корнилова

...Отец солдатам... 
Да, жаль его: сражен булатом...
Лермонтов. «Бородино»

Как только стало чуть теплее, часть, находящаяся в Калужской, перешла в Дмитриевскую, после чего 25 марта произошел бой при станице Георгие-Афин¬ской, а 26-го — у хутора Полтавского. Приближаясь к реке Кубани, выступившей в то время из берегов, войска тонули в болоте. Чтобы ночью солдаты и подводчики не блуждали и не отставали, ген. Корнилов высылал вперед знающих местность козаков, которые зажигали костры соломы. В ночной темноте огни казались пожарами, охватившими несколько станиц. Почему-то печально и жутко было смотреть на круги огненного света.
Корнилов обошел город Екатеринодар вокруг и решил взять его приступом со стороны станицы Елизаветинской. Но чтобы войти в Елизаветинскую, нужно было перейти широкую и глубокую Кубань. Мостов на ней не было, а построить их на скорую руку было невозможно. Поэтому Корнилов велел сделать огромный паром, и на нем почти два дня перевозились войска, снаряжение, орудия, лошади.
Настала чудная погода. Солдаты ходили в одних рубашках. Кубань покрылась лодками, на которых козаки перевозили войска. Возле лодок плыли лошади, подняв высоко головы. Течение воды уносило лодки и лошадей, так что только искусство лодочников и сила козаков спасли их от гибели.
Елизаветинская была взята без затруднений. Ожесточенный бой, не прекращавшийся днем и ночью, закипел под стенами Екатеринодара. Большевики собрали значительные подкрепления, насчитывавшие около тридцати тысяч бойцов. Корниловская армия вместе с новоприбывающими козаками могла иметь приблизительно от четырех до пяти тысяч человек.
Мог ли Корнилов с такими силами вступать в бой с противником? По человеческому уму-разуму — нет, а по-корниловски — да, и победа была почти обеспечена, ибо какая-то паника, суматоха, брожение и страх перед ген. Корниловым овладели большевиками, ибо все везде, от Ростова до Екатеринодара, верили в непобедимость Корнилова. Кроме того, со всех сторон рос постоянно прилив козаков. Наконец, каждый корниловец уже давно был лишен всякого страха, ибо его девизом было: победа или смерть, memento которой было нашито на его левом рукаве.
Три дня и три ночи, стойко и мужественно, держали корниловцы свои позиции. Три дня и три ночи реяли русские знамена между Елизаветинской и Екатеринодаром. На четвертый день, когда корниловцы уже ворвались в предместье города, а большевики спешно эвакуировали Екатеринодар, стряслось над добровольцами ужасное горе: Корнилов, находившийся в небольшом доме, откуда руководил боем, был замечен большевиками и засыпан орудийными ядрами. Друзья молили Корнилова, чтобы оставил опасное место, но было поздно. Одной из многих попавших в дом гранат был в нем убит богатырь русской земли, генерал Корнилов.
Смерть Корнилова была поражением для его богатырской армии, которая, потеряв своего вождя, осталась точно тело без души. Солдаты и офицеры, узнав про смерть Корнилова, сразу оставили свои позиции и пошли врассыпную, не соображая и не зная, куда и зачем. Поневоле вспоминается битва при Кунаксе, во время которой погиб Кир Младший, с тем, однако, различием что Корниловская армия очутилась в более печальном положении, чем древние фаланги Кира.
Под Екатеринодаром погиб цвет Корниловской армии. На поле сражения остались командир Корниловского полка полковник Неженцев, командир конных частей полковник Корнилов, много офицеров и солдат. Число раненых значительно увеличилось. Потери большевиков были в три раза численнее, но будь они в три миллиона раз больше — и то не могли бы возместить потери одного Корнилова.
Галицкая рота не принимала участия в штурме Екатеринодара, так как она третий уж день сдерживала напор большевиков, наступающих от Мариинской. Ранеными были только те, которые находились в Корниловском полку: прапорщик Роман Мацан и Иван Бойко. Первый умер от ран в Елизаветинской, где после смерти Корнилова решено было оставить часть лазарета с тяжело раненными, чего Корнилов никогда не делал. В Елизаветинской остались также и врачи и сестры милосердия, которые вместе с больными подверглись ужасным пыткам. Бойку удалось попасть на подводу. Кроме них, из галичан в боях по пути к Екатеринодару были ранены: тяжело — студент Александр Канин, Евстахий Иванович, Иван Мацелюх, Владимир Гнатик и Иван Бубняк; легко — студент Александр Пелех, Владимир Охнич и Андрей Хома.

На фото: Похороны генерала Л.Г. Корнилова на Кубани, апрель 1918 года  

 

Потеряв Корнилова, остатки его армии в одни сутки прошли несколько десятков верст. Трудно себе представить, как тяжело было это отступление. Как бы назло, вдобавок дул противный холодный ветер, и пыль засыпала очи отступающим. Трудно было кого-либо узнать, ибо грязь, образовавшаяся от смешения пыли с потом, покрывала их лица. Очи покраснели. Ноги двигались механически и до того болели, что нужно было ступать то на пальцах, то на боку, то на пятках. Остановиться и отдохнуть было немыслимо, потому что за отступающими гнались большевистские бронированные автомобили.  
Только в Гночбау, немецкой колонии, ввиду смертельной усталости людей, была сделана передышка. Вповалку ложились воины под соломенные заборы или кизяки, засыпая непробудимым сном.
Ночью тайком были похоронены генерал Корнилов и полковник Неженцев, о чем знали только ген. Деникин, Алексеев, священник и колонист-немец.
На второй день собрался военный совет для решения вопроса: сдаться ли большевикам, разойтись или продолжать борьбу до последнего издыхания. Было принято решение: бороться до последнего.
Между тем большевики окружили колонию, чтоб покончить с «белыми», как назвали корниловцев, потому что последние носили на папахах белые повязки, ибо случалось, что в рукопашном бою по ошибке убивал свой своего. Потому ген. Алексеев приказал носить белые повязки. На большевистских фуражках появились красные тряпки.
Большевики обстреливали весь день колонию, так что взрывы гранат опрокидывали повозки с ранеными, убивали столпившихся солдат и едва не убили ген. Алексеева. Под вечер началось дальнейшее отступление таким образом, что ген. Марков пошел вперед в наступление, дабы очистить путь хотя с одной стороны. Наступил темный и довольно холодный вечер. Для боя сделано каре, т.е. квадрат. Слышалось «ура» и раздавались крики, но никак нельзя было различить, чья сторона кричит, кто наступает, кто отступает.
Меня удивляет до сих пор один факт: как могли в такую тяжелую минуту некоторые солдаты спать и храпеть, стоя на ногах? Их нужно было будить, и они, не просыпаясь, стреляли куда попало. Когда же они шли вперед, то держались за руки и громко кричали.

В полночь не осталось ни одного добровольца в поле. Они все ушли, а большевики думали, что имеют перед собою окопы с войсками. Только днем, убедившись в отсутствии добровольцев, они вошли в колонию, разграбили ее. Вырыв тело Корнилова, завезли его в Екатеринодар, где возили его нагого по улицам, бросали об землю и в конце сожгли его, а пепел разметали по ветру. 
Такова была кончина одного из лучших сынов русского народа! На пего-гнедую лошадь села его дочь Татьяна. Обожатели Корнилова разобрали все его вещи себе на память. Шапка досталась мальчугану-гимназисту, галичанину Скамаю, бежавшему из приюта к Корнилову и служившему при нем посыльным. Впоследствии Будилович показывал в музее им. Корнилова «шапку» великого вождя, однако это была не эта шапка. Та, которую носил Корнилов в последнее время, осталась у галичанина Скамая.

VI. Генерал Марков

Верьте, что Родина будет опять 
великой и могучей!
Предсмертные слова ген. Маркова.

Степной сухой, холодный ветер не переставал дуть, и отступление Добровольческой армии стало невыносимо. Больные, измученные ноги не могли двигаться. Уныние, несмотря на то, что из Гночбау все ушли благополучно, было безграничное. Не страх за жизнь овладел добровольцами — ими овладела печаль о том, что погибло олицетворение идеи освобождения России от большевиков.
В таком положении могло лишь чудо спасти остатки армии и вернуть ей прежние силы. Это сознавал всякий военачальник, это чувствовал каждый рядовой солдат. Ген. Марков, ничего никому не говоря, взял с собою две сотни офицеров, помчался с ними в станицу Медведовскую и занял ночью железнодорожную станцию. По телефону он затребовал эшелон большевистских войск с бронированным поездом будто для «разбития вновь собирающихся корниловцев», т.е. на самого себя.
На первой заре послышался свисток, гул и пыхтение паровоза. Большевики, думая, что пришли на подкрепление своим против убегающего ген. Маркова, лежали в теплушках раздетые. Ген. Марков дал знак машинисту, чтобы задержал поезд. Одновременно он приказал находящейся вблизи батарее дать залп по паровозу. Колеса рухнули. Офицеры ворвались в вагоны и, облив таковые керосином, зажгли их. Раздалась ружейная пальба и треск пулеметов по выбежавшим из теплушек большевикам. Трупы их падали в одну кучу. В завершение дела офицеры стали работать саблями, и кровь людская потекла ручьями.

На иллюстрации: Захват генералом Марковым красного бронепоезда, рисунок из журнала "Часовой"

 

Ужасная картина вырвала добровольцев из оцепенения. Подошедшие к станции части, увидев перед собою кучу валявшихся трупов, большой запас продовольствия и воинского снаряжения, воспрянули духом, а еще более — когда разнесся слух, что в Кавказском отделении Кубанской области восстали козаки. Распыленные части Добровольческой армии стали опять собираться в отделения и потрясать оружием. Опять раздалась песня, необходимая для поддержания духа солдат. Деникин промчался галопом с трехцветным знаменем, которое текинцы носили при Корнилове. Слезы засияли в очах выстроившихся рот.  
Армия вышла из кольца и была спасена, когда достигла станиц Ильинской и Успенской. Ген. Деникин стал во главе ее. К большому горю армии, «шпага Корнилова и Деникина» — ген. Марков был вскоре убит. Это случилось в бою при станции Шаблиевке. Марков был убит так же, как и Корнилов — гранатой, уже в конце боя. Сознание он сохранял до последнего дыхания и все время говорил о России. На заупокойной по нем панихиде церковь была битком наполнена, и беспрерывный ряд отдающих честь покойному, начиная генералом Деникиным, целовал чело неутомимого борца за «Русь святую».

VII. Генерал Деникин

Ой, матушка! где ты? 
А ты бы нас похолила,
Пока не оперились мы.
Как крылья отрастим,
В долины, в рощи тихие
Мы сами улетим.
Н.А. Некрасов

Новый вождь Добровольческой армии очутился в таком же положении, как был раньше ген. Корнилов. Он был окружен со всех сторон большевиками. Только Корнилов, шедший на выручку донцам, был встречаем равнодушно, а возвращающийся Деникин — восторженно. Несмотря на то добровольцы должны были пробиваться вперед посредством ожесточенных боев у Горной Балки, у сел Лежанки и Лопанки, и как раз на Пасху 1918 года пришли с Деникиным в станицу Егорлыцкую. Старики вернулись из степи. Козачки нарядились в стройные одежды. Пройдя Егорлыцкую, Деникин остановился в Мечетинской, вокруг которой пришлось ему вести бои у Маныча, Выслок и Кагальницкой, где в бою с отрядом анархистки Маруси Никифоровой был ранен пишущий настоящие строки.
В Мечетинской Добровольческая армия отдыхала и восполняла свои пробелы. Там присоединился к ней пришедший из Румынии полковник Дроздовский, в отряде которого нашлось тоже около десятка добровольцев-галичан, гимназистов из Бердянска.
Карпаторусский отряд стал приводить себя в порядок. Находясь вблизи Ростова, он получил некоторое пополнение. Раненые оправились. Число отряда возросло до ста человек. Между новоприбывшими были судья Исидор Худко; офицеры австрийской армии, студенты Александр Брояковский, Владимир Застырец, Дмитрий Семанюк, Н.Дмитровский; гимназисты Коцко, Литвинович, Курдыдик; крестьяне Креховец, Юрковский, Куртяк, Кулик, Цеслик и другие. Как сестра милосердия явилась студентка. Александра Воловчук. За боевые отличия 16 человек галичан, вольноопределяющихся 1-го разряда, были произведены в первый офицерский чин. Таким образом, отряд окреп.
Крупный, успешный бой у села Гуляй-Борисовки закрепил Донскую область за Добровольческой армией. В бою участвовал наш отряд. Молодые офицеры, иногда без необходимости, щеголяли своей бравадой. Какая-то неудержимая сила толкала каждого в самую гущу боя. Необъяснимое веселье охватило цепь, несмотря на то, что тут же рвались гранаты и шрапнели. Мне стоило большого труда подчинить цепь необходимому в бою спокойствию. После этого памятного дня последовал ряд кровопролитных боев у Лопанки, Песчанокопского, Белой Глины, Медвежьей в Ставропольской губернии, у станиц Терновской, Кавказской, Гулькевич, города Армавира, Нижнего Егорлыка, Татарки, города Ставрополя и на горе Недреманной. Всюду большевики были сбиты. Добровольческая армия расправляла свои крылья. Когда Дон и Кубань были очищены от большевиков, умер вдохновитель — генерал Алексеев. Также умер от ран полковник Дроздовский.
Наш отряд нес довольно значительные жертвы, которые убедительно говорят за то, что галичане не щадили себя. В боях пали: прапорщики Долгий (студент), Загайко, Лопусский и Альтштадт (гимназисты); солдаты Кравец, Золотун, Курдыдик, Тимков, Волкун и много других. Ранения получили: прапорщики Семанюк, Ковалишин, Воловчук, Бойко, Моцко, Демко и Ковердан; солдаты Коцко, Оленюк, Литвинович, Оренчук, Цеслик и прочие.
Вокруг Ставрополя разыгрались жестокие бои, и нашему отряду пришлось вынести ужасные лишения. Непредвиденные переброски с одного конца на другой, переходы, весьма холодный ветер и появившаяся болезнь — «испанка» — вырывали из строя как рядовых, так и офицеров. В боях у Малой и Большой Джалги, Пелагиады, станиц Барсуковской и Невинномысской положили свои головы прапорщик Александр Пелех, очень деятельный студент, и солдаты Юрковский, Никита Пыж, а Сливчук и Куртяк были тяжело ранены. Прапорщик Демков, заболев «испанкой», умер в Ставрополе. По случаю болезни мне пришлось уйти из отряда, которым временно стал командовать поручик Матоглина, будучи под руководством генерал-майора Ушака.
Деникин шел успешно вперед. Дон¬ская, Кубанская и Терская области и вся Ставропольская губерния были освобождены. Добровольческая армия вошла в Малороссию, быстро продвигаясь на запад и север. Восточным фронтом командовали два выдающихся генерала: ген. Врангель и ген. Покровский, наступавшие на Царицын и Волгу.

VIII. Славянский стрелковый полк

Уж постоим мы головою 
За родину свою!
Лермонтов. «Бородино»

Карпаторусский отряд, отдохнув в Новороссийске, переехал в Таганрог, а затем в Волноваху. В то время им командовал штабс-капитан Пиаццо, а потом подпоручик Александр Емилианович Брояковский. Сразу пришлось ему вступить в бои, завязавшиеся вокруг Волновахи, Еленовки, Валерияновки, Благодатного и города Мариуполя, который в скором времени большевики отрезали от Донской области. Железнодорожные станции Волноваха, Великоподолье, Кальчик были ими заняты. В городе осталось незначительное число добровольцев. Чехи ушли в пристань к появившимся здесь французам. Галичане остались верными ген. Деникину.
Только теперь, по приказу ген. Ельчанинова, Карпаторусский отряд был переименован в отдельный Карпаторусский батальон, которым стал командовать капитан Усков.
Находящийся в осаде город защищался всеми силами, надеясь на помощь от Ростова. Она не приходила, и добровольцы, бросив в море бронированные паровозы и много оружия, на пароходах отплыли по направлению Керчи.
Карпаторусский батальон и здесь понес большие жертвы. Приват-доцента московского университета прапорщика Александра Мусселиуса большевики посекли саблями. Старший унтер-офицер Патроник, студент, получив тяжелое ранение в голову, умер в больнице; младший унтер-офицер Цеслик был взят в плен и убит, а старшего унтер-офицера Креховца раздавил поезд. Вследствие ран из строя выбыли прапорщики Бродский и Фитио и вольноопределяющиеся Греняк и Кузьмич, оба гимназиста. Прапорщик Застырец умер от тифа. Карпаторусский батальон переехал в Таганрог, где заменивший капитана Ускова полковник Писаренко из-за своего безнравственного поведения по предложению председателя галичан был устранен от командования батальоном и заменен генерального штаба генерал-майором Павлом Кузьмичом Вицентьевым, которому в помощники был назначен полковник Ярошевский. Батальон развернулся в полк, получивший согласие на наименование его «Карпаторусским». Немалое было его удивление и недовольство, когда оказалось, что в штабе придумали ему странное название — «Славянский полк». Галичане запротестовали против такого наименования, однако протест их остался без последствий по каким-то «высшим» соображениям. Зато Деникин принял без оговорки все предложенные ему председателем Галицко-русского комитета Г.С. Мальцем требования в других областях и отдал по этому случаю надлежащие приказания министру иностранных дел Сазонову и военному министру генералу Вязьминитову.
Между тем Добровольческая армия взяла Киев, Полтаву, Харьков и Царицын. Возможность соединения с адмиралом Колчаком была не исключена. По крайней мере тогда все верили в это.
Добровольцы взяли даже Проскуров. Галицкая Русь сделалась их соседей. Какие надежды, какие порывы обуяли Славянский стрелковый полк! В его ряды явились присяжный поверенный д-р Юлиан Сьокало, инженер Андрей Кметь, студенты Юлиан Еднакий, Борсук, Гайдучок, Баран, М.Бачинский, Б.И. Давидович и другие. В полку закипела работа: изучались пулеметы, шли упражнения и приготовлялось все нужное для похода.
Славянский полк ушел из Таганрога 9 августа 1919 г. и быстро понесся по равнине. Неописуемое веселье царило в поезде. Добровольцы играли на инструментах, пели песни, плясали, веселились и радовались, ибо осуществлялась заветная их мечта!
На некоторое время полк остановился в гор. Александровске над Днепром, где пополнился русскими и галичанами, прибывшими из Киева и Галичины. Между прочим пришли сюда студенты: Пашкевич, Мельник,. Мельник 2-й, Матиаш, Проскурницкий, Крушельницкий, Крыштал, Долгий, Иваськов, Герасимчук, преподаватель гимназии Галиковский и о.Лука Ольховый, который был назначен полковым священником.
Славянский стрелковый полк насчитывал тогда около двух тысяч человек с нестроевой ротой. Приняты меры для того, чтобы его развернуть в бригаду, причем второй полк непременно должен был получить название Карпаторусского полка. Выслано тоже несколько человек в украинскую армию, чтобы оттуда изъять русских галичан.

IX. Гибель Славянского полка

A у нашей деревушки 
нова новина.
Народная песня

Когда генерал Вицентьев приготовил все необходимое для передвижения полка в Елизаветград и по этому случаю давал прощальный вечер русскому обществу Александровска за его сердечные симпатии к чинам полка, 17 августа им была получена телеграмма o появлении Махно. Это известие было принято среди веселых возгласов. В зале бала раздалось стройное и торжественное пение: «Пора за Русь святую». Русские, впервые слышавшие наш гимн, сделали восторженную овацию нашим офицерам. В 5 часов утра батальоны пошли по улицам Александровска, напевая песню, еще не зная, что ждет их впереди.
A ждала их ужасная участь: У Кичкаского моста и возле станции Мировой произошло сражение с махновцами, в котором Славянский полк был разбит в пух и прах. На тысячу двести пггыков нагрянуло не менее двадцати тысяч махновцев. На поле сражения были изрублены помощник командира полка полковник Ярошевский; командиры четырех батальонов гюлковники Алексеев, Жолтер, Медведев и Поротов; командиры рот штабс-капитаны Пияццо, Еждик и Юхт. Такая же судьба постигла многих галичан, из которых не погребенными остались над Днепром поручики Вас. Вен. Бойко, Якимец, Ющак и Фитио; вольно-определяющиеся Цымбалистый, Пашкевич, Мельник, Матиаш, Проскурницкий, Крыштал, Крушельницкий, Иваськов и много других. Избитый врач Евгений Мельник умер от ран. Славянский полк почти целиком был взят в плен. Подпоручику Еднакому удалось бежать из плена; прапорщик Кметь пропал без вести.
Махновцы прижали остатки полка к Днепру. Ген. Вицентьев с женой спасся на лодке. Солдаты бросались в Днепр, но не каждому из них было суждено увидеть другой берег. Махно вошел в Александровск и целый месяц делал жестокие расправы с белыми.

X. Гибель Добровольческой армии

Все тучки, тучки понависли, 
a с поля пал туман.
Народная песня

Генерал Деникин взял еще Орел, последний этап к Москве, однако его орлы-добровольцы после того опустили свои крылья. Не суждено им было достать Белокаменную, как карпатороссам престольный город Льва и Осьмомысла, подпиравшего своими железными полками Карпатские горы.
Здесь я должен сказать, что не бои сломили армию Деникина. Весьма много было причин ее гибели, но главнейшие, по-моему, следующие. Генерал Деникин шел на Москву слишком рано, ибо в русских умах были еще хаос, неясность, сбивчивость. Русское общество в тылу не представляло из себя ничего отрадного. Большевизм не отжил, он был в самом разгаре. Общество интеллигентов тормозило дело освобождения. Еще большевики не были совсем выбиты из Кубанской области, как «самостийники» пошли походом против Добровольческой армии. В тылу разжигались страсти всякого рода партиями, вследствие чего падение было неизбежное. В тылу не на что было опереться. Русская интеллигенция упивалась утопиями, которые она лелеяла целое столетие в своей душе. Ей было стыдно и невозможно отказаться от них. Армия восстанавливала Россию, a тыл разрушал ее без пощады и зазрения совести. К партийным раздорам присовокупились жажда легкой наживы, спекуляция, хищение общественного имущества, грабеж, болезни и постоянно возрастающая дороговизна, влекущая за собою голод. Хозяйничанье, которое мне приходилось видеть в разных учреждениях, лазаретах, питательных пунктах и присутственных местах, производило на меня впечатление, что честных людей надо с фонарем искать на Руси в белый день. Несомненно, они были, но, видя безобразие, ушли, и Деникин не мог подобрать себе подходящих помощников.
Когда Деникин взял Орел, Кубанская Рада решила отозвать пластунов будто бы для защиты Кубани.

Появление Махно в тылу расстроило планы дальнейшей борьбы. Кроме того, в самой армии нашлось множество недобровольцев, т.е. таких, которые вовсе не думали o благе русского народа. Частые пьянства и буйства подрывали престиж власти. Вдобавок армия была не одета и не обута, когда с севера подуло сильным холодом.
Много говорилось, что Деникин медлил с земельной реформой, но это обвинение беспочвенное. Деникин передал земельный вопрос в руки проф. Билимовича, сторонника Столыпинской реформы. К этому запутанному вопросу Деникин подходил весьма осторожно и со взятием Москвы окончательно решил бы его в пользу крестьян.
Ответственность за отступление не может пасть на одного Деникина; два его поступка красноречиво говорят за то, что он благо отечества ставил выше своих личных интересов, именно: во-первых, он передал всю власть в руки адмирала Колчака, a во-вторых, назначил своим преемником ген. Врангеля, когда увидел, что командиры полков склоняются более на сторону последнего. Как человек чести, горячий патриот, он счел нужным уйти с занимаемого им поста главнокомандующего.
В партийных спорах он всегда был великодушен. Донцам он сказал: «Нас рассудит Бог и история». Призыв: «Единая и неделимая Русь» он проводил на деле честно, смело и непоколебимо. В Карпаторусском деле он проявлял всегда самое горячее желание помочь ему. Соединение с Петлюрой он считал недопустимым и позорным. Нужно сказать правду, что причиной гибели Добровольческой армии были недальновидность, беспросветная безыдейность и анархистские стремления русского общества интеллигентов. Не будь этого, имя Деникина было бы записано на страницах русской истории золотыми буквами.

XI. Генерал Врангель

Пора греметь могучим хором: 
на Руси русская земля.
Галицко-русский гимн

Большевики закупорили остатки Добровольческой армии в Крыму. Ген. Врангель принялся за ее переформирование. По гражданской части он подготовлял земельную реформу. Кто знает, что случилось бы с Россией. если бы поляки не заключили перемирия с большевиками. Русский народ в своей массе понял, что такое болыпевизм. Он был задет за живое, и население, которое нападало на отступающих деникинцев, добровольно шло в ряды врангельцев. Оно перестало смотреть на болыиевиков как на власть русскую. Большевиков спасли, повторяю, поляки, заключившие с большевиками перемирие, после чего у большевиков развязались руки для борьбы с Врангелем.
Борьба Врангеля была лишь эпилогом грандиозной деникинской борьбы с большевиками. Ни в коем случае она не могла прекратиться с уходом Деникина, ибо чем дальше на юг отступала Добровольческая армия, тем ярче обнаруживался у нее патриотизм. Инстинктивно все оглядывались вокруг себя и искали такого человека, который один, сильною рукою подчинил бы себе солдатские массы. Этим самым объясняется факт, выдвинувший Слащова в крымского героя, не допускавшего суждений и колебаний.

На фото: Генерал П.Н. Врангель в 1920 году

 

Так как ген. Врангель отличался очень сильной энергией и волей, он был избран офицерским корпусом на пост главнокомандующего. Период его борьбы был рядом отчаянных и сверхчеловеческих усилий на фронте и в тылу, засвидетельствовавших не только желание, но и святейший порыв жертвы во имя свободы России. Боями впервые запечатлен русский облик, который потерял свои черты в революции. Впервые поняли русские люди, что такое Русская земля и зачем она им дана предками. По-моему, Белое движение имеет глубокий смысл в возрождении России, как бы о нем теперь ни говорили.  

XII. Чаша страданий выпита до дна

А на той калине 
пташечка сидела
и напевала
жалобную песню.
Народная песня

Славянский стрелковый полк был в Крыму расформирован. Ген. Вицентьев умер от сыпного тифа. Оставшимися и новоприбывшими из Чехии и Италии галичанами стал командовать полковник Маркович. В это время они могли уехать из Крыма, однако долг перед Родиной велел им прийти к другим выводам: уезжать из России, пока продолжается борьба с большевиками, нельзя. Думалось, что переворот наступит непременно, отрезвление охватит народные массы, раньше или позже водворится порядок в великой стране — Россия станет опять могучим в Европе фактором. Прикарпатская Русь воспрянет вместе с ней. 
Оправившийся после тяжелой болезни Григорий Семенович Малец созвал на совещание комитет. Решено оставаться при Врангеле. Малец, Бачинский и Гнатик отправились к нему с докладом в Севастополь. Нужно с ударением подчеркнуть, что ген. Врангель не разбирался в карпаторусских делах так, как его предшественник. Он смотрел на карпатороссов сквозь очки всего русского общества, не имеющего точного понятия, что такое есть Прикарпатская Русь. Он знал, что у Карпат живут какие-то славяне, но кто они — это был для Врангеля темный лес. В штабе все-таки были люди, которые знали Карпатскую Русь. Таковыми были министр П.Б. Струве, ген. Вязьмитинов и мин. Кривошеий. Ген. Врангель обещал поддержку. Галичане были переведены в Сводно-стрелковый полк и образовали 2-й Карпаторусский отдельный батальон, командиром которого был назначен поручик (и скоро затем штабс-капитан) Владимир Гнатик.
Батальон переехал из Феодосии по Арбатской Стрелке на позиции против города Геническа, где пополнился прибывшими из Новороссийска студентами-галичанами. Между прочими сюда пришли: Яблонский, Богонос, Оленич, Гресюк, Войцеховский, гимназ. А.Кобылецкий и другие. Скоро, после расформирования Сводно-стрелкового полка, Карпаторусский батальон был влит в 49-й Брестский полк, входивший в 13-ю дивизию 2-го корпуса. Здесь, однако, батальон был сведен в 4-ю Карпаторусскую роту с тем же командиром Гнатиком и начальником пулеметной команды поручиком Львом Пелехом.
20 мая 1920 г. Феодосия наполнилась всех родов войсками. Ранним утром, едва взошло солнце, в гавани перед пароходами, нагруженными солдатами, явился генерал Врангель. Грянул орхестр, грянуло «ура!», и 42 парохода выплыли на Черное море. Уехали и галичане.
Десант был весьма удачен, несмотря на то, что войска бросались в море и приплывали к берегу. Кирилловка была взята без боя, но уже в соседних деревнях завязались сильные бои, результатом которых было взятие Давыдовки, города Мелитополя, Константиновки, Мордвиновки, станции Федоровки. Эти успехи опять подняли дух армии. Перед врангельцами раскинулась роскошная, широкая малорусская степь. Их обласкала очаровательная южная весна. На этой роскошной степи и в такую очаровательную весну происходили бои каждый день и каждую ночь, бои до сих пор небывалые с большевиками, которые под руководством опытных генералов и офицеров императорской армии приобрели воинский вид, дисциплину и необходимые на войне приемы.
Походы и бои продолжались. Карпаторусская рота шла впереди Брестского полка, командуемого полковником Хаджи. Под Кизиаркой разведчики-галичане отбили у латышского большевистского полка знамя. В бою под Лесным, называемым немецкими колонистами Вальдгеймом, они взяли в плен взвод большевиков. Кроме этого, принимали участие при взятии города Большого Токмака.
В бою под Вернерсдорфом, на речке Токмачке, автор настоящей статьи был ранен и ушел из строя раз навсегда, потому что вскоре был назначен в распоряжение генерал-квартирмейстера при главнокомандующем в помощь Г.С. Мальцу.
Дальнейшая судьба Карпаторусской роты в точности мне неизвестна. Знаю только, что она продолжала сражаться и принимала участие при разгроме огромных сил Жлобы корпусом ген. Кутепова. Затем она перешла было на Днепр на Каховскую переправу, оказавшуюся ловушкой и гибелью врангелевского наступления. Когда войска ген. Врангеля уже взяли город Александровск и станцию Сине льниково, то Каховская переправа, почти у самого Перекопа, была в большевистских руках. Следовательно, тыл армии был постоянно загорожен. И наконец, когда большевики, заключив перемирие с поляками, стянули все свои силы, тогда отрезали ген. Кутепова от Крыма именно от Каховки. Можно себе представить напряжение большевиков, с одной стороны, чтобы уничтожить противника, и стремление ген. Кутепова — с другой, чтобы пробиться в Крым.
Войска ген. Кутепова, быть может, погибли бы, если бы не пришли им на выручку крестьяне. Они помогли также ген. Врангелю вывести с честью полки из Крыма на далекую чужбину.
В боях при ген. Врангеле Карпаторусская рота оставила в степях Малороссии несколько офицеров и солдат. Под Кизиаркою у Мелитополя был убит подпоручик Галиковский, под Каховкой погибли поручики Сойка, Процык, Кмицикевич, Бокало. Почти каждый офицер был ранен: Гнатик, Бачинский, Бродский, Яблонский, Долгий, Пел ex, Стефчак, Ющак, Брояковский, Богонос. Поручик Сьокало был взят в плен во время налета большевиков на село Чаплинку и спасся таким образом, что прятался у одного крестьянина в сене, пока опять не явились войска Кутепова. Штабс-капитан Моцко, оставшийся в Крыму, был зарублен большевиками в Симферополе. Неизвестно, что случилось с оставшимися у большевиков Гаевишиным и Гнездуром.
Вот таков краткий очерк военных действий карпатороссов в составе Добровольческой армии, сражавшейся за лучшее будущее русского народа, а тем самым и за нашу теснейшую Родину — Карпатскую Русь.
Несколько слов в заключение
Работа галицко-русских студентов и гимназистов не ограничивалась одними военными действиями. После прекратившейся — вследствие революции — деятельности Совета Прикарпатской Руси в Ростове-на-Дону галицко-русский отряд защищал дела Карпатской Руси посредством своего представителя, каким был Г.С. Малец.

Очень жаль, что у меня нет протоколов Комитета по организации Карпаторусского отряда; из них можно бы убедиться, как неусыпно и с каким самопожертвованием работал Григорий Семенович Малец. Не имея абсолютно никаких средств, он три года бился с трудностями в штабе и в разных ведомствах, чтобы проводить успешно организацию. Целыми днями ему приходилось выстаивать по разным ведомствам и канцеляриям. Записки, меморандумы, карты, широкое устное ознакомление делались им с большой аккуратностью и прилежностью. Кроме всего этого, он все время, когда был в отряде, брал оружие и шел вместе с другими в бой.
Добровольцы Карпаторусского отряда шли к генералу Корнилову, Деникину, Врангелю и отдавали свою жизнь не по личным соображениям, а во имя той идеи, которая столько проповедовалась и лелеялась среди галицко-русского народа и за которую столько лучших сынов нашей теснейшей Родины томилось и страдало по тюрьмам и Талергофам. Ведь лучше было бы сидеть им в городе, чем погибать от ран, делать походы, переправы, дозоры, строить ночами мосты и дороги, выносить холод, дождь, грязь, воду, мороз, снег, бессонные ночи, насекомых и все тяжести войны.
На знамени отряда было написано: «Освобождение Родины и единство русского народа». Он боролся за величие русского народа, за тысячелетнюю его историю, веру и культуру. Каждый доброволец-галичанин старался не запятнать грязью своего имени, каждый был предан чести, долгу, был в самом деле рыцарем в боях, а в тылу защитником русского имени, достоинства и порядка. Каждый нес от Кавказа по Днепр рассказы о своей несчастной Родине. Поэтому нравственною обязанностью каждого русского галичанина должна быть память о погибших на полях сражений.
Для некоторого изображения того, чем были и что представляли из себя карпаторусские добровольцы, пусть послужит нижеследующее письмо начальника Арбатского отряда от 8 мая 1920 года, за № 682, урочище Счастливцево, ген.-майора Гравинского, данное на имя командира Карпаторусского батальона ВТ. Гнатика:

«Вверенный Вам батальон, будучи влит в Сводно-Стрелковый полк, разделил с ним всю тяжесть обороны Генической позиции, являя собою пример доблести, мужества и стойкости. Внутренняя спайка между офицерами и стрелками, дисциплина, безукоризненно-добросовестное отношение к делу, подтянутость — вот что сразу обратило мое внимание и заставило меня сохранить батальон отдельным, не нарушая сложившегося в нем внутреннего порядка.
Правильное понимание батальоном национального единства и общности с нашей Родиной, не раз с гордостью высказываемые Вашими чинами слова, что "мы такие же русские, как и вы", что "у нас одна Родина — Россия", доставляли глубокое нравственное удовлетворение и вселяли веру, что в борьбе за справедливость и Славянскую культуру шовинизм родных сынов одной матери исчезнет, и Россия найдет своих потерянных когда-то, но дорогих ей детей.
Мое горячее "спасибо" за доблестную, безукоризненную службу Карпаторусскому батальону».

Впоследствии с Карпаторусским отрядом и его идеологией познакомились более широкие круги; в него, кроме галичан, угророссов и буковинцев, охотно поступали уроженцы России — как юга и севера, так и Белороссии. Между ними студенты Московского университета Яковлев, Б.Иванов, Зворыкин, С.Альтштадт, приват-доцент А.Муселиус, поручик И.Бродский, крестьяне Извощиков, Калмыков и др.
Осенью 1919 года прибыло в отряд около десятка галичан из военнопленных в Италии, которым удалось исключительным образом освободиться из плена. Предпринимавшиеся отрядом усилия, чтобы
среди многочисленных пленных карпатороссов в Италии произвести широкую вербовку добровольцев, не имели успеха вследствие разных посторонних причин и соображений.
В конце 1919 года прибыл из Чехословакии в Одессу а затем в Крым Русский добровольческий отряд, в составе которого находилось около двадцати офицеров и семьдесят рядовых добровольцев галичан и угророссов. Отряд этот действовал отдельно и самостоятельно от Карпаторусского отряда. Карпатороссы поступали добровольцами также и в другие части вооруженных сил Югороссии, даже в казачьи части.
Обстоятельнее и обширнее о действиях Корнилова написал Борис Суворин: «Ледяной поход». Очень ценным историческим материалом является книга генерала «Очерки Русской Смуты». Об организации Карпаторусских отрядов в Сибири написал очерк В.А. Саврук: «Карпаторусы в Сибири», появившийся в 1922 году, в Календаре американской газеты «Правда». Там же поместил несколько статей о Карпаторусском отряде в Италии С.С. Пыж. Отсутствуют целиком данные о Карпаторусской роте в Чехии и сведения о тех, кто принимал участие в боях в украинской армии.