Народ



Автор: В. Деспотули
Дата: 2013-12-31 01:43
Уже в 1934 году на этих же страницах в статье «Рубежи или народ» мы постарались ответить на поднятый тогда иудейским подголоском – милюковскими «Последними новостями» - вопрос – что дороже: земля или люди? Рубежи или народ? Тогда мы говорили, что между любовью к родине и изменой ей вырастали нации, народы и государства. На канве любви к родине вытканы войны и мир, геройство и низость. Тяга к родной земле и тяга к родным людям, как два близнеца, шествуют через историю человечества. Если мир – это любовь к земле (патриотизм), то благоволение – это любовь к человеку (национализм). В 1934 году мы говорили, что в географические границы России наметывались с такой силой этнографические сугробы, что чувства любви к родной земле и родным людям, то есть патриотизм и национализм, окончательно спутались: мужик калужский испытывал их по иному , чем мужик рязанский, украинец не разделял патриотизма великоросса, не говоря уже о грузинах, татарах, киргизах, латышах, литовцах и десятках других народов, обрамлявших пестротканый российский ковер. Если вообще где-нибудь и когда-нибудь чувства патриотизма и национализма были менее четкими и положительными, то это в империи Российской. Тогда мы спрашивали – любили ли родную землю и родной народ декабристы и Герцен, тайные союзы при Александре I и «союз союзов» при Николае II? Пуришкевич или Милюков были истинными патриотами? Катков или Петрункевич? Все здесь спутано, нагромаждено, переплетено, вплоть до милюковского окрика о «предательстве», когда надо было кричать о верности.
 


Затеянный восемь лет тому назад спор о рубежах или народе – есть отзвук давнего русского спора об истинной любви к родной земле и родным людям. Тягу к людям некоторые подменяют тягой к земле. В то время, как мы не понимаем государства вне человека, они не понимают человека вне государства. Пограничные камешки для них мера их права. Уже тогда, в 1934 году, мы утверждали, что те, кто охраняет эти камешки, охраняют и господствующую над ними власть. Мы же, как и тогда, борясь насмерть с этой властью, забываем, вернее, стараемся забыть о камешках.  И сейчас, в дни, когда идет борьба за создание нового мира, мы повторяем сказанное нами восемь лет назад. Можем ли мы признать за отчизну пространства суглинка, чернозема, песка, на которых пришлые, в массе инородческие пастухи пасут стадо обесчеловеченных существ? Может ли вообще жить понятие о родине, вне гордости за нее, надежды и успокоения?  Мы должны любить родину в ее прошлом и жить надеждой на ее будущее. Но надо же разобраться в этой любви. Русские люди существовали раньше русских рубежей и будут существовать после их исчезновения. Но впереди заботы об этих рубежах, заслоняя ее и, до некоторой степени, ее устраняя, должна в нас жить забота о русском человеке, ибо патриотизм, выпотрошенный от человечности, есть остов здания без стен и крыши, скелет без тела, мысль без содержания. А призыв к такому патриотизму есть покушение с негодными средствами. На нашей памяти живы еще такие призывы к сохранению рубежей во что бы тот ни стало. Генералу Деникину дороже священного порыва молодежи оказались тогда уже показавшие свою несостоятельность бездушные и нереальные лозунги.  Когда же в наши дни раздаются слова о патриотизме Москвы, о собирателе земли русской Сталине, мы считаем себя обязанными вспомнить высказанные нашей газетой восемь лет тому назад мысли. Мы верны им, как верны всему пути, на который газета вступила с первого же своего номера. Ибо мы знаем, что рубежи могут остаться и тогда, когда, в результате кремлевского изуверства, народ окажется уничтоженным, если же сохранится народ – сами собою определятся и рубежи. Поэтому-то и ответ на наш вопрос: что дороже – рубежи или народ – дан заголовком этой статьи: народ.