Автор: BR doc
Дата: 2014-01-06 14:24

Как известно, в прежние времена, до тех пор, пока наша страна в начале 1918 года не перешла на новый календарь, рождественские праздники предшествовали новогодним. С них начиналась вся череда праздничного веселья в Царской России...  

РОЖДЕСТВО ПО-ГАТЧИНСКИ

Любопытные рождественско-новогодние воспоминания оставила дочь писателя Александра Куприна, Ксения Александровна. Как известно, в начале 1910-х годов семья Куприных переехала из Петербурга в милую и уютную Гатчину. «Городишко тихий, необщительный, летом весь в густой зелени, зимой весь в непроходимом снегу», - писал Куприн. В мае 1911 года была совершена купчая на маленькую усадьбу на Елизаветинской улице. Она состояла из одноэтажного деревянного дома, небольшого сада и двора. Усадьба была окружена высокими тополями, в саду росли большой ясень, елки, рябина, кусты боярышника, сирени. «На поляне перед нашим домом стояла очень хорошенькая елочка, - вспоминала Ксения Куприна. - Часто в рождественскую ночь ее украшали, и на ней зажигались огни, отчего снежная глубина сада казалась волшебной. Я очень хорошо помню Рождество в мои шесть лет. Помню, с каким старанием я клеила из толстой блестящей бумаги домики, коробочки, вырезала серебряных ангелочков, чертиков, раскрашивала золотом и серебром орехи, потом помогала разукрашивать елку, стройную, мохнатую, наполнившую весь дом своим чудесным хвойным запахом - запахом праздника. Прошло Рождество, прошел Новый год. Сняли игрушки, елка начала осыпаться, но я ни за что не позволяла ее убирать. Это было похоже на любовь к обиженному существу. Мне казалось, что оно живет какой-то тайной жизнью, что я должна защищать его». А когда отец стал рубить порыжевшую голую елку, шестилетняя Ксения в отчаянии бросилась буквально под топор, не позволяя ему трогать свою любимицу. «Ссора с отцом длилась несколько месяцев, - вспоминала она потом тот печальный случай. - Я спрятала пилу и топор в отцовском кабинете, но так, что он никак не мог их найти. Собрав жалкие остатки моей елочки - иглы, я упрямо ходила по дому и посыпала ими все, что могла: рукопись, чернильницу, тарелки, стаканы, папин диван, постель».

“ПРАЗДНИКИ – ЭТО ТЯГОТА И УЖАС!”

 «Что вам больше всего нравится в рождественских праздниках?» - с таким вопросом в декабре 1910 года обратилась «Петербургская газета» к известным деятелям художественного и артистического мира Северной столицы. «Для меня самое приятное в праздниках - это возможность хотя бы некоторое время пожить эгоистично вполне для себя, и прежде всего сбежать из Петербурга со всей его суетой, чопорностью и деловитостью», - ответила на вопрос интервьюера писательница Т. П. Щепкина-Куперник.  «Праздники - это одна тягота и ужас! - восклицал знаменитый артист Александринского театра К. А. Варламов, известный всему театральному Петербургу просто как «дядя Костя». - Я жду их, как бича, который, подобно смерти, нельзя предотвратить. Судите, что мне приходиться раздавать: этот сонм курьеров и прочих служащих при театре, эта масса неимущих родственников, крестников и т. д. Приближение праздников напоминает мне тучу, от которой никуда нельзя укрыться. Но что делать: нужно повиноваться!»  А вот что ответил художник Н. К. Рерих: «Нам, художникам, больше всего нравится в праздниках возможность поработать. Художники, как и вообще все люди свободных профессий, особенно любят праздник именно за то, что могут спокойнее, чем всегда, работать».

 

"Я ЖЕЛАЮ ЛЮБВИ И СОГЛАСИЯ”  

 А как отмечали рождественские праздники представители литературно-артистического мира Петербурга? «С бокалом в руке интеллигентная Россия высказывает вслух наилучшие пожелания в наступающем Новом году», - замечал современник в начале 1900-х годов. Чего же желали себе и матушке-России тогдашние звезды политики, культуры и искусства? Столичные газеты в начале ХХ века почти каждый Новый год печатали рождественско-новогодние «анкеты», в которых «звезды» говорили свои праздничные тосты. Все были едины в одном, как и сегодня: «Здоровья, счастья, мира! Успокоения исстрадавшейся матери-родине!» Политические деятели добавляли свои пожелания: «Прогресса! Реформ! Законов!»  Вот, к примеру, за что поднимал свой бокал известный думский деятель А. И. Гучков: «Родине желаю мира и просвещения. Думе желаю оправдать возлагаемые на нее надежды». «Дай Бог, чтобы не было войны», - таково было новогоднее пожелание А. И. Куприна на 1913 год. Свой тост предлагал и один из лидеров кадетской партии Ф. И. Родичев: «Я желаю счастья и здоровья думской оппозиции!»  «Я желаю любви и согласия. Качества, столь редкие в наше жуткое время», - поделилась балерина императорских театров  М. М. Петипа, дочь известного балетмейстера и танцовщика. Правда, деятели искусства, в отличие от политиков, больше говорили о себе. «Я бы желал, чтобы газеты перестали клеветать на меня в своих рецензиях, будто я не знаю ролей и прибегаю к кренделям, - возмущался актер Александринки К. А. Варламов, сыгравший там более двухсот ролей. - Я сам презираю актеров, которые не учат ролей. Надо быть свиньей, чтобы выйти на сцену, не зная роли». И. Е. Репин желал выздоровления русскому искусству, поскольку оно серьезно больно. «Все органы и мозги его почернели, - восклицал художник. - Посмотрите на этот бесформенно разлагающийся кубизм. Какой ужас! Какое несчастье! И страшно, и больно!»

 

“СЛУЧИЛОСЬ ЭТО ПОД САМЫЙ СОЧЕЛЬНИК!”

 С таинственной ночью перед Рождеством во все времена было связано много переживаний и загадочных историй. «Случилось это под самый сочельник!» - так обычно начинали свое повествование рассказчики в святочный вечер. В такой истории, как правило, фигурировал ямщик, волки, чуть ли не сам леший с целым сонмом чертенят, но в конце рассказа все сверхъестественное почему-то сходило на нет: автор переживаний сознавалс - все таинственное было лишь во сне. Рождественские номера петербургских газет и журналов пестрели самыми разнообразными рассказами, связанными с сочельником. К примеру, на Рождество 1911 года «Петербургская газета» отвела несколько полос «рождественской анкете» под кричащим заголовком: «Ужасы жизни. Общественные деятели - о роковых моментах своей жизни». Историями, достойными сочельника, делились на страницах газеты многие известные в Петербурге личности. К примеру, ректор Академии художеств Л. Н. Бенуа рассказал историю, как несколько лет назад в компании знакомых и друзей совершал маленькое путешествие по Финскому заливу, и за Кронштадтом яхта села на мель. Вокруг не было ни лодки, ни парохода. «Несколько часов мы сидели на мели, будучи не в силах сдвинуться с места, и только случайная помощь помогла нам выйти из отчаянного положения».   Каждый вспоминал свой момент ужаса. Архитектор П. Ю. Сюзор поделился ужасом, который он испытал, попав в катастрофу на железной дороге. А певица А. Д. Вяльцева заявила, что не принадлежит к числу пугливых дам и единственное, чего боится, так это лягушек. Писатель А. И. Куприн признавался, что для него момент ужаса - когда его «обливают с головы до ног грязными помоями кой-какие грязно-помойных дел мастера... Ужас я переживаю во время каждой очередной клеветы на меня...»   Как известно, после революции Рождество было объявлено одним из «буржуазных пережитков», требующих искоренения. Затем упор сделали на религиозном аспекте, дабы разоблачить «вредную затею» Рождества. На какое-то время даже была запрещена рождественская елка.  Одним из тех, кто не признавал отмены Рождества, был живший в Царском Селе (переименованным в Детское Село) писатель Алексей Николаевич Толстой. По воспоминаниям писателя Всеволода Кочетова, «на рождество в окнах этого особняка жители Детского Села, или теперь Пушкина, с удивлением видели елку с горящими свечами: на Толстого нисколько не действовали установления, в соответствии с которыми рождественские елки отменялись...  На крыльце особняка, встречая гостей, появлялся швейцар, именно такой, какими мы представляли себе швейцаров по литературе о жизни старого петербургского общества. Мелькали в доме горничные в белых передниках, вращались секретарши, помощники, еще кто-то. По виду все это было от старых, давних, минувших времен»...  А потом, в конце 1935 года, власти вернули елку, только уже не как рождественскую, а как «советскую елку для детей нашей великой социалистической Родины».