За что сражались и умирали русские люди в Первую Мировую войну? Часть первая



Автор: BR doc
Дата: 2013-11-30 01:40
Издевательства немецкой военщины над мирным населением

1915 г., августа 29 [11 сентября]. — Телеграмма генерала Байова начальнику штаба армии северо-западного фронта генералу Гулевичу


По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Все мужское население, за исключением стариков и подростков, угоняется в тыл на работы, а по показаниям некоторых для привлечения на военную службу. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хписса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня. Бытен 29 августа, 3 часа 5 минут дня 4987 Байов.

Резолюция: «Сообщить в Гл. упр. ген. шт. для передачи в Комиссию о нарушении законов войны. Деж. ген. Это донесение к записке пред. Сов[ета] министров] о беженцах».

ЦГВИА, ф. 2003, оп. III, д. 173, л. 40.

1915 г., сентябрь. — Из показаний крестьянина Прелевича члену Чрезвычайной следственной комиссии

...2 февраля 1915 года немцы заняли Зелюнь и стали без всяких оснований расстреливать жителей. Так, они, по словам Прелевича, застрелили Игнатия Никодимовича Веселовского за то, что он отказался лично ехать с ними за покупкой коров, предложив, однако, им для этой цели своих лошадей. Войцех Янов Рохович был застрелен за то, что уезжал со своим скарбом, причем немцы сказали ему: «Раз ты уезжаешь, значит боишься нас, значит ты шпион». Эдуарда Томашева Марклевского немцы сочли за переодетого казака, так как он был в штанах русской пограничной стражи, и застрелили его; между тем, на самом деле, Марклевский был трубочистом и, посещая по своей профессии помещения постов русской пограничной стражи, добыл там себе старые штаны. Вместе с Марклевским был застрелен и находившийся в его квартире Роман Станиславов Ивановский...

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66.

1915 г., сентябрь. — Из показаний крестьянина Прелевича

 ...В сентябре месяце 1915 года из германского плена возвратился в Россию... крестьянин Полоцкой губернии, Млавского уезда, гмины Зелюнь, служивший помощником писаря в Зелюньском гминном управлении Теофил Францев Прелевич, 21 года, который, будучи допрошен с предупреждением о присяге членом Чрезвычайной следственной комиссии, рассказал нижеследующее: С самого начала войны немецкие разъезды нападали на Зелюнь и окрестности, уводя скот, грабя жителей и забирая их на работы по рубке леса, рытью окопов и устройству укреплений.  Осенью 1914 года он видел, как немецкие кавалеристы, при появлении русского разъезда, схватили Якубовского, Скоруповского и еще двух каких-то мальчиков, выставили их на берегу реки и, прикрываясь ими, стали стрелять по разъезду, который, однако, заметив детей, на выстрелы не отвечал и скрылся.  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66. [18]

Издевательства немецкой военщины над ранеными и пленными русскими солдатами и офицерами

Ефрейтор пехотного полка Василий Водяной, 24 лет, был захвачен в плен германскими войсками 27 апреля с. г. вблизи г. Ш... во время производившейся им разведки. Под угрозой выколоть глаза и отрезать уши германский унтер-офицер в лесу, в присутствии двух нижних чинов, потребовал от Водяного сообщения сведений о расположении русского штаба и численности русской пехоты.  Ввиду последовавшего со стороны Водяного отказа дать эти сведения, унтер-офицер, вытащив с бранью кинжал, отрезал Водяному сперва мочку левого уха и верхний край правого, а затем, сказав Водяному «мы тебя научим говорить», сжал руками его горло, после чего Водяной лишился сознания.  Очнувшись от обморока, продолжавшегося несколько часов, Водяной почувствовал, что у него отрезан язык.  Несмотря на боль от полученных ранений, истекая кровью, Водяной пополз на удачу из лесу и вскоре наткнулся на русский разъезд, который доставил его в один из штабов русской армии.  Изложенное Водяной подтвердил под присягой при допросе его членом Чрезвычайной следственной комиссии.  

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.

ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 15.

Младший урядник ...ского казачьего полка Иван Пичуев, 33 лет, был захвачен в плен 2 сего мая около местечка О. германскими войсками. Ввиду отказа Пичуева дать сведения о расположении и численности русских войск, Пичуева подвешивали сперва за руки, а затем за ноги вниз головой. Но так как и после этого Пичуев не сообщил требуемых сведений, то германский офицер и один из нижних чинов подрезали Пичуеву правое ухо, отрезали верхнюю часть левого и на правом бедре вырезали 4 продольные, параллельные борозды в виде 2 лампас и обещали кроме того на следующий день повесить.  3 мая, вечером, Пичуеву удалось бежать из германского плена и благополучно достигнуть расположения русских войск. Изложенное Пичуев подтвердил под присягой при допросе членом Чрезвычайной следственной комиссии.  7 мая Пичуев был освидетельствован врачами в Московском Серафимовском этапном лазарете Российского общества Красного Креста в присутствии полковника американской национальной гвардии Роберта Кормика и пленного германского офицера Теодора Раабе.  

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.

ЦГИА, ф. 601, оп. 1, д. 1929, л. 20, СК.

Старший урядник казачьего полка Иван Ефимов Зиновьев, 23 мая 1915 года, недалеко от Тарнова, во время боя, был ранен шрапнелью в левое бедро и вслед затем взят в плен германцами. На следующий день, в помещении германского штаба, Зиновьев был подвергнут допросу в присутствии 8 германских офицеров и двух докторов. К каким воинским частям принадлежали допрашивавшие, Зиновьев не мог определить, но заметил, что петлицы на их воротниках были зеленые и что у одного из них на фуражке имелась цифра «21». Ввиду того, что на все вопросы о численности и расположении русских войск Зиновьев отзывался незнанием, офицер-переводчик, со словами: «говори, русская свинья», несколько раз ударил его кулаком в лицо. Затем Зиновьева перевели в другую комнату, в которой кроме шкафа и стола стояла еще динамо-машина. Тут его раздели донага и положили на стол. Осмотрев предварительно его рану, доктора стали ощупывать у него икру левой ноги и о чем-то переговариваться с офицером, который вслед за тем приставил иголки от проводов электрической машины к указанному докторами месту. Однако Зиновьев, несмотря на действие тока, упорно не отвечал на вопросы, с которыми офицер, прерывая временами ток, продолжал к нему обращаться. Пытка эта продолжалась полчаса и во время нее один из докторов наблюдал у Зиновьева за пульсом. То же повторилось на второй и третий дни, причем ток под конец пускался настолько сильный, что Зиновьева, как он выразился, «всего сотрясло». На четвертый день Зиновьев снова был подвергнут допросу, но, он, однако, несмотря на ругань и угрозы, что с него «сдерут шкуру», продолжал упорствовать. Не добившись ответа, офицер-переводчик принес накаленную докрасна железную палку, толщиною в палец, и велел посадить Зиновьева на стул. Доктора взяли его за руки, а офицер поднял ему ногу и стал водить по ступне раскаленным железом. Через некоторое время один из докторов, наблюдавший у Зиновьева за пульсом, махнул рукой, и пытка прекратилась. Однако, причиненные ожоги вызвали настолько сильную боль, что Зиновьев потерял сознание и пришел в себя только в сарае, в котором он содержался.  В ту же ночь он бежал из плена при помощи подготовленного в предыдущие дни подкопа и присоединился к русским войскам.  Изложенное удостоверено показанием Зиновьева, данным им под присягой судебному следователю Минского окружного суда при допросе его последним по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, и медицинским освидетельствованием его в 258 полевом запасном госпитале, где у него были усмотрены следы ожогов и укола.  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 118, СК.
...Рядовой 82-го Дагестанского полка Порфирий Олиферовский, после боя 3 октября 1914 г. под Ивангородом, раненный ружейной пулей и лишенный возможности двигаться, остался в окопе вместе с другими ранеными и убитыми. Ворвавшиеся, после отступления наших сил, в окоп германские солдаты, на глазах Олиферовского, перекололи штыками всех раненых. Сам Олиферовский не был добит лишь потому, что германцы сочли его мертвым.
Рядовой 102 Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко, после боя 26 августа 1914 года, раненный, остался лежать на поле сражения; на его глазах германские солдаты, взяв в плен остаток роты, к которой принадлежал и Кравченко, выстроили пленных и расстреляли всех. Лежа на поле в течение почти двух суток, Кравченко был свидетелем того, как германские солдаты разыскивали среди раненых русских тех несчастных, которые были еще живы, и закалывали их штыками.  
Раненный в бою 26 августа в Восточной Пруссии рядовой 169 Новотрокского полка Гавриил Савушинский, не будучи в состоянии подняться и страдая от нанесенного ему поранения, заметил, что недалеко от него лежит тяжко раненный однополчанин. Савушинский окликнул последнего и попросил его сделать перевязку. Раненый подполз к Савушинскому и общими усилиями им удалось имевшимися при них бинтами из индивидуальных пакетов кое-как перевязать рану. Когда перевязка была окончена, на раненых наехал германский конный разъезд; заметив лежавших на земле раненых, офицер подъехал к ним и со словами: «а, русский, вот тебе Берлин» — выстрелил из револьвера и наповал убил однополчанина, помогавшего Савушинскому в перевязке...  
...После боя под Леценом рядовой 302 Суражского полка Макар Хвостенко, раненный ружейною пулей, остался на поле сражения. Вскоре появились германские солдаты, которые прикладами и штыками добили всех раненых. Видя неминуемую смерть, Хвостенко «прижался к земле», притворился мертвым и этим спасся...  
..Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Леонтий Музыка был очевидцем того, как немецкие солдаты, увидев лежавшего на земле в ожидании перевязки тяжело раненного казака, подошли к нему и стали требовать, чтобы он встал и показал им «казацкий вид». Обессиленный раненый не мог исполнить требуемого, и германские солдаты со смехом стали бить его кулаками и ногами и глумились над несчастным до тех пор, пока он не смолк навеки.  
Рядовой 93 Иркутского полка Александр Федоров был принесен во двор одного из домов в Инстербурге для перевязки. Недалеко от него лежали два раненых казака. Германские солдаты окружили последних, били и глумились над ними и, наконец, палками и прикладами ружей добили их тут же на перевязочном пункте, на глазах у Федорова.  
Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Иосиф Дашкевич был поднят немецкими санитарами на третий день после окончания боя под Лодзью и вместе с тремя другими русскими ранеными отнесен в ближайшую усадьбу. Раненых поместили в хлеву, где стоял скот, бросили на навоз, и, несмотря на просьбу сделать хотя какую-нибудь перевязку, чтобы защитить раны от загрязнения, немецкие санитары удалились, оставив раненых не только без всякой медицинской помощи, но и без присмотра. Вскоре хлев, в котором были помещены раненые, загорелся от артиллерийского снаряда. Немцы, не спеша, вывели скотину, вынесли имущество, не представлявшее особой ценности, и, лишь когда огонь уже значительно распространился, выволокли из пылавшего здания Дашкевича и еще одного из раненых; двое других остались в хлеву и заживо сгорели.  

ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 39–40, СК.
...7 августа 1914 года, под Гумбиненом, во время атаки германцев на русские позиции, лежавший на поле сражения раненым в обе ноги старший унтер-офицер... пехотного полка Алексей Смердов, 25 лет, видел, как германцы всех оставшихся в окопах раненых русских, в том числе командира его роты Богданова и полуротного — подпоручика Роговского, кололи штыками и застрелили; той же участи едва не подвергся и сам Смердов, которого хотел заколоть какой-то германский рядовой, остановленный, однако, германским унтер-офицером, снявшим, в свою очередь, со Смердова казенные вещи: часы, бинокль, свисток и компас — и оставившим затем его в покое.  В тот же день, когда отступавшие густыми колоннами германцы, проходя мимо Смердова, застрелили, на его глазах, до 30 человек, лежавших на земле наших тяжело раненных, к Смердову подошел германский санитар с повязкой Красного Креста на левой руке и в ответ на просьбу Смердова знаками перевязать ему ноги вынул из кармана револьвер и произвел в него два выстрела: первая пуля ударилась в землю, в двух шагах от Смердова, а вторая — попала в правую руку и раздробила кость этой руки, которой Смердов более уже не владеет.  Изложенное удостоверено судебно-медицинским освидетельствованием и показанием Смердова, допрошенного под присягой в качестве потерпевшего судебным следователем 5 участка города Петрограда.  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 119, СК.

В ночь на 24 июня 1915 года неприятель на фронте Сохачев — Боржимов выпустил на русские окопы удушливые газы, вследствие чего некоторым из наших частей пришлось отступить, причем в окопах осталось несколько десятков тяжело отравленных газами. Скоро, однако, временно покинутые окопы были вновь заняты русскими войсками, и тут выяснилось, что германцы всех отравленных убили, а некоторых предварительно подвергли истязаниям. Трупы этих солдат были найдены с разбитыми черепами, с распоротыми животами и с многочисленными штыковыми ранами. Из акта, составленного тогда же подполковником 22 Сибирского стрелкового полка Астафиевым и подписанного свидетелями-очевидцами изуродованных трупов, видно, что среди последних были обнаружены: трупы солдат, которым в разные части тела и, между прочим, в глаза были вбиты русские патроны, труп солдата с обнаженными ягодицами и с воткнутым в задний проход штыком, 20 трупов с распоротыми животами, труп с отрезанной головой и труп офицера (капитана Горленко), у которого с левой руки была содрана кожа, в виде ремня, шириной 2 сантиметра и длиной 15 сантиметров...  Случаи, когда отдельные германские и австрийские солдаты нападают да беззащитных, оставленных на поле сражения раненых и добивают их, представляют еще более распространенное явление. Сообщения об этих преступлениях постоянно и в большом количестве поступают в Комиссию, которой, путем допроса свидетелей-очевидцев, в настоящее время уже установлены следующие факты: 13 августа 1914 года, в Восточной Пруссии, во время боя у дер. Клин, германский солдат, на глазах поручика 93 пехотного Иркутского полка Константина Кононова, штыком заколол лежавшего на земле раненого солдата Енисейского полка...  В тот же день, рядовой 7 Ревельского полка Ефрем Ященко, участвуя с своим полком в составе 23 армейского корпуса в бою под Мазурскими озерами, был ранен в ногу и остался лежать на поле сражения. На следующий день, утром, пришли германские солдаты и, производя уборку трупов, подошли к лежавшему поблизости от Ященко раненому русскому солдату. Последний знаками стал просить германцев дать ему пить, они ответили на это бранью, а затем, отойдя на несколько шагов от раненого, выстрелили в него из винтовок и убили. После этого они напали на Ященко и стали бить его прикладами.  29 августа 1914 года, под Равой-Русской австрийский солдат-пехотинец, проходя мимо лежавшего на поле сражения раненного в ногу русского солдата, ударил его штыком в грудь, вследствие чего потерпевший тут же на месте умер...  В августе 1914 года, в Восточной Пруссии раненный в ногу разрывной пулей рядовой 29 Черниговского полка Петр Домбровский, лежа на поле сражения, увидал, что два германских кавалериста догоняют русского безоружного и раненого солдата, который, хромая, с трудом передвигался по направлению к русским окопам.  Доскакав до раненого, германские солдаты зарубили его шашками. Видя, как неприятельские воины поступают с русскими ранеными и опасаясь как бы и его, Домбровского, не добили кавалеристы, он взял лежавшую рядом с ним винтовку и стал стрелять в упомянутых германцев. Один из кавалеристов упал, будучи, по-видимому, сражен пулей, другой же ускакал в ближайший лес...  В первых числах сентября 1914 года, близ города Ораны, казаки 2 Донского казачьего полка Григорий Савостьянов и Елизар Трофимов неожиданно наткнулись на части германского уланского 12 полка. Уланы открыли стрельбу, вследствие чего казаки поскакали по направлению к своему взводу, но по дороге Трофимов был ранен и свалился с лошади. К нему, на глазах Савостьянова, подъехали три германских улана, спешились и добили Трофимова, стреляя в упор и нанося удары ружейными прикладами...  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 69, СК.

Отравление германцами русского пленного офицера

 В средних числах февраля месяца 1915 года отряд русских разведчиков в составе одного офицера и трех нижних чинов пытался у занятого германцами села Дмисевичи, Августовского уезда, перейти по льду реку Неман, но открытый неприятелем огонь вывел из строя всех нижних чинов, а офицера ранил. Раненого германцы захотели принести к себе и послали за ним несколько местных жителей во главе с одним из своих солдат, который во время переноски раненого отобрал у него часы, кошелек и сапоги. Принесенного с реки раненого поместили в доме местного крестьянина Станислава Кравчика, где находились германские офицеры, солдаты и какой-то чин с повязкою Красного Креста, по-видимому, врач. Здесь, несмотря на то, что раненый офицер сильно страдал и стонал, германцы никакой помощи ему не оказали, а, положив его на полу, на соломе, они начали о чем-то между собою переговариваться и пересмеиваться, видимо, довольствуясь страданиями русского офицера. Затем к нему подошел врач и начал всыпать в рот какой-то белый порошок. Раненый пытался сопротивляться и отмахиваться руками и ногами, но один из солдат, сидевший на стуле, поставил свои ноги на его руки, а другие солдаты навалились на его ноги. Таким образом, несмотря на сопротивление несчастного, порошок ему в рот был всыпан, отчего он минут через 20 и скончался в страшных мучениях. После этого германцы выбросили труп скончавшегося под забор. На следующий день в село вступили русские войска, подобрали тело убитого и похоронили его за Неманом. Изложенное удостоверено показаниями очевидцев Станислава Кравчика и Анны Ядешко, допрошенных, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, с предупреждением о присяге судебным следователем Сувалкского окружного суда.  

ЦГВИА, ф. 2122, оп. II, д. 409, л. 190–191, СК.

9 октября 1914 года штабс-капитан Думбадзе, поручик Сперанский и вольноопределяющийся Ротванд и Израилевич обнаружили в дер. Хилички, Варшавской губ., на месте бывшего расположения германских войск, обуглившийся труп русского солдата с связанными ногами. Под трупом сохранились остатки костра, большое количество гильз от разорвавшихся патронов, а в теле, под истлевшими частями одежды, были обнаружены несколько застрявших пуль. По клоку мундира и шинели, уцелевших на животе, по лежавшим у тела металлическим частям винтовки № 123859 и истлевшим предметам снаряжения можно было определить, что труп принадлежал русскому нижнему чину — стрелку, заживо сожженному германцами. Поименованными лицами был приглашен для осмотра трупа подпоручик Столяренко, который и донес о виденном по начальству, а вольноопределяющимся Ротвандом произведен с трупа фотографический снимок.  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 8, СК.

18 февраля 1915 года, в бою у поселка Новые-Дворы, Ломжинской губернии, германцами были взяты в плен 30 русских раненых, которые были помещены ими в особый дом. В последнем они оставались два дня без пищи и без медицинской помощи, причем находившиеся в поселке германские санитары давали им только пить воду. Когда же, на третью ночь, германцы ушли из поселка, то подожгли этот дом, заложив предварительно в его крышу патроны. Заметив дым и услыхав взрывы, раненые, кто только мог, стали выползать из дома через оказавшуюся незапертою дверь, но спастись удалось лишь десяти лицам, остальные же, большею частью тяжело раненные, заживо сгорели. Изложенное подтвердил под присягой при допросе его, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, судебному следователю Елецкого окружного суда один из спасшихся — рядовой... полка Александр Андреев Трясцин.  

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 116, СК.

1915 г., июля 6/19. — Из телеграммы Петроградского телеграфного агентства на имя Николая II
Действующая армия, 6 июля. Один из пленных австрийских офицеров, лейтенант пехотного полка, на опросе его 6 июня 1915 года сообщил следующее: «Наша австрийская дивизия уже второй месяц действует совместно с германцами. Чаще всего нашему полку приходилось иметь своими соседями прусскую гвардию. Если бы русские солдаты знали, какие невероятные мучения, какая страшная и позорная смерть ожидает многих из них, они не сдавались бы тогда живыми в плен. Я расскажу вам несколько случаев, свидетелем которых я был сам или о которых слышал рассказы от своих офицеров и солдат.

1. В конце апреля и в мае, при отходе русских к реке Сану и далее, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты чехи, поляки и русины и с ужасом докладывали, что где-то поблизости германские и частью австрийские солдаты немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти. Сколько раз я бросался по указанному направлению и видел действительно ужасные картины. В разных местах валялись брошенные обезображенные, изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся же поблизости германские солдаты каждый раз мне объясняли, что они лишь исполняли приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне ответили: «так следует поступать с каждым русским пленным и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха, только — озверелый солдат хорошо сражается и для этого наши солдаты должны упражнять свою жестокость на русских пленных...» Я видел десятки таких случаев на небольшом сравнительно фронте, но сколько таких истерзанных трупов русских пленных разбросано по всей Галиции, страшно подумать. Их сотни тысяч.

2. В деревне Сурохув, что в 5 верстах к востоку от Ярославля, я сам видел, как немцы заперли в деревянный сарай 9 человек русских пленных и потом подожгли его со всех сторон. Несчастные мученики пробовали выламывать доски, чтобы вырваться из горящего строения, но тем, кому удавалось просунуться в образовавшуюся щель, немцы со смехом разбивали головы длинными дубинами и вталкивали окровавленные трупы в огонь. Видевшие это крестьяне, хозяева горевшего сарая, сначала умоляли германцев прекратить муки несчастных пленных, но потом принуждены были замолчать. «Если вы будете заступаться за этих собак и изменников, отдавшихся в наши руки, то мы вас прибавим к ним в сарай», — отвечали им германские солдаты.

3. При переходе в мае месяце тыловых частей германо-австрийской армии через реку Сан, на мостах получилось большое скопление обозов и войск, дороги оказались забитыми, а тут еще навстречу прибыла огромная партия русских пленных, которых и без того множество толпилось у переправ. Германцы рассвирепели, и их офицеры отдали нечеловеческий жестокий приказ: «Бросать этих мерзавцев в Сан». Я увидел потрясающую картину, картину, которая никогда не изгладится из моей памяти: озверелые солдаты, немцы, сбрасывали русских пленных с мостов в реку, а сопротивляющихся сбивали штыками и прикладами. Вскоре немцы увидели, что большинство сброшенных спасается, выбираясь на берег. Тогда было приказано пленных прикалывать и раненых или их трупы сбрасывать в Сан. Не одна сотня несчастных русских была переколота и потоплена в реке.

4. Несколько дней спустя денщик мой со слезами на глазах рассказал мне, что он видел, как немцы заставили раненного в руку русского пленного нести на спине германского раненого солдата. Русский повиновался, но вскоре выбился из сил и, показывая на свою залитую кровью руку, просил одного из здоровых германцев сменить его. Видевший это германский офицер приказал своему солдату убить русского, что тот и исполнил со словами: «Да, ты уже не годишься».

5. Как-то прибежал ко мне мой взводный унтер-офицер с просьбой спасти русского пленного, жестоко истязуемого германцами. Я поспешил в указанном направлении, но было уже поздно: предо мною лежал обезображенный труп с простреленной грудью, находившиеся поблизости солдаты рассказали мне, что это был русский телефонист, отказавшийся отвечать на предлагавшиеся ему вопросы о местах расположения русских войск...

6. Германские офицеры постоянно приучают своих и наших австрийских солдат к жестокости на русских пленных, раненых и трупах убитых. Я сам, своими глазами, видел, как германцы заставили наших улан упражняться в рубке раненых и убитых русских солдат, застрявших в болоте. Я с ужасом смотрел, как уланы, осторожно подползая к болоту, рубили головы русских, из которых наверное многие были еще живы, так как бой на этом месте закончился только два дня назад. Все рассказанное я подтверждаю своим офицерским словом и готов повторить когда и кому угодно.

Директор-распорядитель Оскар Ламкерт. ЦГИА, ф. 601, д. № 845, л. 5–11.

1915 г., августа 23. — Статья из газеты «Известия Штаба XI армии»

В Чрезвычайную следственную комиссию доставлены новые акты о зверствах германцев. На фронте Г-н и Б-в выяснилась следующая потрясающая картина. Германцами был пущен удушливый газ в окоп, занимаемый одним из Сибирских стрелковых полков. По проходе газа были посланы наши разведчики. Вот что они показали: прапорщик Ник. Егоров увидел в окопе несколько трупов наших солдат с раздробленными черепами, колотыми ранами в живот, шею и грудь. Животы у многих были распороты, у одного трупа было вбито несколько патронов в спину. У всех были выворочены карманы, снята обувь, похищены вещи из походных мешков, а винтовки разбиты. Младший унтер-офицер Павел Пирог видел у трупа в глазах забитые патроны, у троих трупов были вбиты патроны в грудь; у пятерых горло было перерезано, по-видимому, германским штыком-пилою. Тот же Пирог показал, что он застал одного нашего стрелка в сознании, который говорил ему, что в окоп приходили германские солдаты, человек двадцать, и они надругались над ранеными и прикалывали их. Стрелок Андрей Казарин видел у трупа глаза, проколотые штыками, у другого трупа были спущены верхняя одежда и белье и штык запущен между ягодиц и там оставлен; у некоторых было перерезано горло. Младший унтер-офицер Матвей Орешкин видел забитые патроны в пятку ноги, в спину. Младший унтер-офицер Гордей Газдученко видел у 20 трупов проколотые глаза Антон Квятковский показал, что показали и другие, и кроме того добавил, что он видел, как у одного трупа живот был разрезан и внутренности выворочены. Кроме нижних чинов, истязаниям в этом окопе подверглись также два прапорщика.

ЦГВИА, ф. 2148, оп. II, д. 1306, л. 18 об.

1916 г., октября 15. — Телеграмма генерала Самойло генерал-квартирмейстеру при верховном главнокомандующем генералу Пустовойтенко

Минск, 15 октября. Докладываю генералу-квартирмейстеру армии 2, на основании донесения начальника штаба корпуса 10, [который] донес, что 6 октября в болоте на участке позиции у ф. Городище найден был лежащим наш нижний чин, оказавшийся старшим унтер-офицером 14 роты 124 пех. полка Григорием Авдеенко, у которого были отрезаны уши и язык. По доставлении его на заставу он знаками показал, что был захвачен немцами, повидимому, во время разведки и уведен в их расположение, где его допрашивал офицер и за отказ дать показания приказал отрезать ему язык и уши. Затем он бежал и вышел на нашу позицию. По приказанию главнокомандующего западным [фронтом] об обстоятельствах пленения указанного нижнего чина и бегства его из плена производится расследоваиие. О результате расследования будет донесено дополнительно. 2268/1248Р Самойло.

Дешифрант. ЦГИА, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 144. 
Взятых в плен русских воинов, у которых обыкновенно германские солдаты и даже офицеры отбирали шинели, сапоги и все ценное, направляли в глубь Германии, причем путь до ближайшей железнодорожной станции пленные, в том числе и легко раненные, шли пешком. В продолжение этого похода, длившегося иногда несколько суток, пленным не выдавалось никакой пищи и они были вынуждены питаться сырым картофелем, брюквою и морковью, вырывая овощи из полей, мимо которых они проходили, и подвергаясь за это ударам со стороны конвоиров. Старший унтер-офицер 21 Сибирского полка Рафаил Кочуровский был свидетелем того, как германский солдат выстрелом из винтовки наповал убил пленного за то, что последний, выйдя из строя, бросился подымать валявшуюся на дороге полусгнившую брюкву... ..Пленных везли в предназначенных для перевозки скота вагонах, грязных, вонючих, пол которых был покрыт густым слоем навоза. В такой вагон нормально помещали от 80 до 90 пленных. Переполнение вагона вызывало такую тесноту, что сесть или лечь не было никакой возможности. Пленные в течение всего пути вынуждены были стоять, поддерживая друг друга. Перед отправлением поезда, вагон наглухо запирался, и естественную надобность пленные отправляли тут же в вагоне, пользуясь для этого фуражками, которые затем выбрасывались через маленькое оконце, служившее вместе с тем и единственной вентиляцией. Воздух в вагоне, по единогласному показанию всех вернувшихся на родину пленных, был ужасен. Люди задыхались, впадали в обморочное состояние, многие умирали. Голод был постоянным спутником пленных: кружка скверного кофе из ячменных зерен и небольшой кусок хлеба в течение двух-трех суток — вот все, чем должны были довольствоваться пленные. Муки голода при остановках на станции, когда вагоны открывались и пленные демонстрировались местному населению, были еще ужаснее ввиду того, что на станциях имелись питательные пункты, и германские солдаты, на глазах у наших проголодавшихся пленных, утоляли голод и жажду...  Широко эксплуатировали германцы принудительный и даровой труд военнопленных; их заставляли производить разнообразные работы как в самом лагере, так и вне его расположения; наиболее тяжелые и грязные работы поручались русским пленным и отчасти англичанам, к французам относились снисходительнее.  Очистка выгребных ям и отхожих мест в лагере лежала на исключительной обязанности русских, причем бочки с нечистотами вывозились за пределы лагеря самими пленными, которые, за отсутствием в лагере лошадей, заменяли последних. Пленных, партиями в несколько сот человек, заставляли рыть канавы для осушки болот, рубить лес, носить на себе бревна, копать окопы и т. п.  Наиболее тяжелы были работы по осушке болот и обработке полей. С 6 час. утра до 8 часов вечера, с одним кратким перерывом для обеда, пленные, стоя по колено в воде, без сапог, в одних рубахах, рыли новые и углубляли старые канавы для дренажа болот; многие, обессилевшие от холода и голода, падали тут же на месте работ и не могли уже более подняться без посторонней помощи.  При исполнении полевых работ, пленных, при помощи особых приспособлений, по 14–16 человек запрягали в плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля. Рядовой 99 Ивангородского полка Петр Лопухов со слезами на глазах рассказывал, как его вместе с другими пленными запрягли в плуг, а шедший за плугом немец подгонял их длинным ременным бичом...  Обращение с пленными во время этих невыносимых по трудности работ было возмутительное; конвоиры неустанно следили за тем, чтоб ни одна минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Усталого, присевшего отдохнуть пленного немецкий конвоир-наблюдатель немедленно вновь подымал на работу ударами палки, приклада и нередко штыка. Не желавших исполнить ту или другую работу избивали до потери сознания, а иногда и насмерть. Рядовой 27 Сибирского стрелкового полка Яков Каличкин был очевидцем того, как целая партия русских пленных была избита за отказ рыть окопы под Калишем. Сознавая, что окопы воздвигаются немцами в целях обороны, пленные отказались от исполнения работ и жестоко поплатились за это ослушание; их по 4 человека выводили из строя, клали ничком на землю и избивали палками, предполагая, что эти истязания заставят пленных подчиниться требованию. Тем не менее и несмотря на то, что во время этой экзекуции около 10 человек было забито насмерть, пленные остались тверды на своем решении, и германцы должны были признать, что они не в силах заставить русского солдата рыть окопы против своих братьев.  О таком же избиении пленных за отказ рыть окопы свидетельствует рядовой 323 Юрьевецкого полка Дмитрий Кузнецов.  Ни истощение, ни болезнь не освобождали пленного от работы; с наступлением утра из барака выгонялись все, и те, которые не выходили немедленно по первому окрику, будь это больной или здоровый, подвергались жестокому избиению. Рядовой 23 пехотного полка Антон Снотальский был очевидцем того, как в лагере Шнейдемюлле германский солдат выстрелом из ружья наповал убил пленного, который от слабости не мог идти на работу и хотел вернуться в барак.  Не говоря о резиновых палках, хлыстах из жил и нагайках, которыми в изобилии снабжены были наблюдавшие за пленными германские фельдфебели, унтер-офицеры и солдаты, в лагерях применялся целый ряд жестоких и унизительных дисциплинарных наказаний, налагаемых за самые ничтожные проступки, а иногда и без всяких достаточных оснований. Пленных на весьма продолжительные сроки лишали горячей пищи и оставляли на хлебе и воде; заставляли по нескольку часов подряд стоять с поднятыми вверх руками, в каждую из которых вкладывали по 4–5 кирпичей; ставили голыми коленями на битый кирпич, принуждали бесцельно, до полного истощения сил, таскать тяжести вокруг барака и т. п., но излюбленными и наиболее часто применяемыми были наказания, по характеру своему напоминающие средневековую пытку.  Провинившегося веревками или проволокой привязывали к вбитому в землю столбу настолько высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенного оставляли в течение двух, трех и даже четырех часов; минут через 20–25 кровь приливала к голове, начиналось обильное кровотечение из носа, рта и ушей, несчастный постепенно ослабевал, терял сознание и повисал на сдерживавших его от падения веревках и проволоках.  По словам пленных, испытавших эту пытку, она была ужасна; веревка и проволока впивались в тело, причиняя невыносимое страдание, а затем в течение продолжительного времени, после освобождения от столба, наказанный «не мог придти в себя». Все тело ныло и болело, и наступала такая общая слабость, что возможность сделать хотя бы малейшее движение какою-либо частью тела была совершенно исключена.  Нередко пленных растягивали на бочке и били палками и хлыстами из жил до полной потери сознания.  Вот еще одно из наказаний, изобретенное немецкой культурой, наказание, на первый взгляд не тяжкое, но в высшей степени мучительное, по словам тех, кто имел несчастие испытать его на себе. Подлежавших наказанию выводили на площадь, ставили спинами друг к другу и крепко связывали, обвивая туловище веревкой от шеи до ног. Связанных таким образом оставляли стоять до тех пор, пока один из них не терял сознания и, падая, не увлекал другого...  
Жестокость, доходящая до зверства, глумления и беспричинное убийство были нормальным явлением в концентрационных лагерях.  

Ефрейтор 109 Волжского полка Алексей Рычков рассказывает, что 8 ноября 1914 года значительное количество русских пленных было выведено из барака и выстроено на площади. Прибывший для производства прививок германский врач приказал пленным, несмотря на низкую температуру воздуха, снять рубахи и голыми ждать очереди. Один из пленных не выдержал холода и накинул рубаху. Взбешенный врач бросился на ослушника и толстой камышевой палкой избил его до крови.

Рядовой л.-г. Стрелкового полка Сергей Скрыпов был очевидцем того, как германский солдат ударом тесака отрубил одному из наших нижних чинов четыре пальца правой руки за то, что пленный, желая обойти лужу, выдвинулся из строя.

Рядовой 56 Артиллерийской бригады Дмитрий Калугин был до крови избит за то, что, чувствуя недомогание, отказался идти на прогулку и вернулся в барак.

Ефрейтор 4 Копорского полка из вольноопределяющихся Александр Асмус был очевидцем того, как германский часовой рассек штыком голову пленному за попытку получить вторую порцию супа.

Рядовой 1 Туркестанского полка Абдул Давлетхузин был избит до крови за то, что, видя беспомощность умирающего своего товарища, помог последнему подняться. Озверевший часовой не ограничился избиением Давлетхузина, но попутно избил и умирающего.

Рядовой 255 пехотного Калужского полка Василий Кобяков был очевидцем того, как в лагере «Стендаль» один из наших пленных подвергся избиению палками, лишению пищи и подвешиванию к столбу за то, что, не будучи в силах перенести муки голода, прогнал собаку от данной ей пищи и с жадностью сам съел то, что было дано животному.

Ефрейтору 108 Саратовского полка Владимиру Стома германский часовой нанес тесаком удар по плечу и причинил рану лишь за то, что Стома, идя за пищей выдвинулся из строя.