Автор: Шамбаров В. Е.
Дата: 2013-08-24 17:43

Весной 1920 года казалось, что все главные противники Советской России были разгромлены. Оставалось немного петлюровцев в районе Каменец-Подольска, около 10-15 тысяч каппелевцев и семеновцев под Читой, а также армия Врангеля в Крыму. Но эти остатки антибольшевистских войск уже не принимались в серьезный рассчет. Требовалось только собрать достаточно сил, чтобы быстро добить их. Не сегодня, так завтра — какая разница? Тем более, коммунисты склонны были верить самым преувеличенным слухам о внутренних раздорах в белом лагере и разложении врангелевских войск. В результате Совдепия, как и прежде, взялась за строительство нового общества по ленинским планам "государства-машины". Какого-либо отхода от политики военного коммунизма в связи с победой ничуть не предусматривалось. На Украине красные также чувствовали себя абсолютными победителями. Польский фронт сохранял пассивность с редкими перестрелками и стычками. Евреи прифронтовых местечек вовсю подрабатывали контрабандой, при случае переправляли за плату и беженцев. Повстанческие соединения, разрушившие тыл Добровольческой армии, были благополучно разоружены. Лидеров или арестовывали, или переманивали к себе на службу, благоразумно отсылая подальше от родных краев. Начали интенсивно разоружать крестьян. Как это происходило, рассказывает в своих мемуарах советский генерал Григоренко. В село приезжал отряд, брал наугад 7 заложников и давал 24 часа для сдачи оружия. Через сутки шли с повальным обыском. Найдя где-нибудь обрез (возможно, подброшенный нарочно), заложников расстреливали, отбирали новую семерку и давали еще 24 часа. Григоренко пишет, что чекист, руководивший у них операцией, ни в одном селе не расстреливал меньше трех партий. Кроме этого усилилась  продразверстка. В результате Украина снова опять заполыхала восстаниями. Снова против красных загуляли отряды различных атаманов, в том числе и Махно. Пленные галицийские стрелки содержались в лагерях под Винницей, но середине апреля они взбунтовались. Причем восстание галицийцев активизировало местные бунты, с ним связывались украинские атаманы.  Чтобы погасить новые мелкие очаги пожара в тылу, направлялись части 14-й армии, фронтовые резервы. Момент для Польши сложился исключительно благоприятный. Не пожелав в 19-м году объединить усилия с Деникиным, Пислудский 21 апреля заключил договор с Петлюрой, согласно которому утверждалась граница 1772 года. За Польшей оставалась Волынь (ранее входившая в число спорных областей). Петлюра также отказывался от прежнего союза с Галицией, признавая ее польской территорией. В военных операциях против советской власти украинские войска должны были действовать по указаниям польского главного командования, которое обязалось снабжать их оружием и экипировкой. К этому союзу примкнул и командующий "Повстанческой армией" атаман Тютюнник, прежде действовавший самостоятельно, а теперь признавший над собой главенство Петлюры, присвоившего ему чин генерал-хорунжего.  25 апреля польско-украинские войска перешли в наступление. Всего против Совдепии у Пилсудского было около 200 тысяч штыков и сабель. Из них на Украинском направлении около 40 тысяч - 2-ю, 3-ю и 6-юя армии, да некоторые отдельные части. Также к Полякам присоединились около 15 тысяч петлюровских войск. На других участках активных действий пока не предпринималось. В Белоруссии фронт остался по Березине — идти на "русские" земли в планы поляков не входило. К тому же, польские военачальники воевали по планам классической стратегии, не допускающей одновременного наступления "во все стороны", как это приходилось делать белым генералам. На белорусско-литовских участках укреплялась оборона.  

 

В первые же дни польские войска на Украине сразу взломали красный фронт. На ударных направлениях наступали познанские стрелки — части из поляков, прежде служивших в немецкой армии. Другими отборными войсками были "галлерчики" — дивизии, сформированные во Франции из пленных. На вспомогательных направлениях оперировали петлюровцы, части из русской и австрийской частей Польши. Противостояли им 12-я и 14-я армии красных численностью окоо 20-25 тысяч человек. Подвергшись удару, с разрушенным восстаниями тылом, они в панике побежали, почти не принимая боя. Всего за 10 дней с начала операции поляки продвинулись на 200 км и более. 6 мая части  3-й польской армии, нанеся тяжелое поражение 7-й стрелковой дивизии, заняли Киев. Выбив красных из Дарницы, они захватили небольшой плацдарм на левом берегу Днепра. На Днепре поляки и остановились. По тем же классическим военным правилам следовало закрепить занятую территорию, подтянуть тылы. Да и вообще решить вопрос о дальнейших действиях с точки зрения варшавской политики. На южном фланге наступала конница Тютюнника, заняв г. Балту, а затем, соединившись с галицийским кавалерийским полком Шепаровича, взяла г. Вознесенок, угрожая Одессе и Николаеву. А судьба галицийских повстанцев, которые соединились не с тютюннтковцами, а с поляками, была иной. Они просто поменяли один плен на Другой. Сторонники независимой Западной Украины были Пилсудскому не нужны, поэтому их разоружили и вывезли в лагеря под Гданьском. В связи с советско-польской войной любопытна история с "нотой Керзона". В советской литературе часто отмечалось, что империалисты 12.7.20 года этим актом дипломатического вмешательства пытались спасти Польшу от разгрома и лишить Красную армию заслуженных побед. При этом чаще всего умалчивалось, что "нот Керзона" было несколько. Переменив русскую политику от антибольшевистской на "миротворческую", Британия обращалась с предложениями о прекращении гражданской войны й-го, 11-го и  17 апреля. Поскольку красные находились на гребне побед, они отвечали общими миролюбивыми фразами и форсировали военные операции, надеясь вот-вот покончить с последними очагами белого сопротивления. А следующей была нота не от 12.7, на которую любили ссылаться советские историки, а от 4 мая, когда польские войска подходили к Киеву.  Лорд Керзон, обещая посредничество Англии, предлагал следующие условия мира: граница России и Польши устанавливается по так называемой "линии Керзона" (она не очень отличалась от польско-советской границы, установленной после Великой Отечественной войны); Советская Россия прекращает наступление на Кавказе. Грузия и Армения остаются суверенными государствами; Советская Россия прекращает войну против Врангеля. Вопрос о Крыме решается путем переговоров с Врангелем, вплоть до почетной сдачи Крыма, свободного выезда всех желающих за границу и непреследования остающихся.  И большевики немедленно ответили согласием. Еще бы не ответить, если Польша громит их в пух и прах! А если на Москву двинется? Ну а насчет переговоров с Врангелем Чичерин предложил хитрый "дипломатический" ход — поставить условием переговоров участие в них английского офицера. На такое, считал он, сам Врангель никогда не согласится.  Сразу в день получения по радио ноты Керзона Чичерин писал Ленину: "Пойти на амнистию Врангелю и на приостановление дальнейшего продвижения на Кавказе, где мы все ценное уже захватили, можно не медлить ни минуты. Предложение вести непосредственные переговоры с Врангелем при участии английского офицера покоробит всякого истинного белогвардейца".  Итак, если в публичных речах коммунистические лидеры клеймили белогвардейцев лакеями Антанты, то на самом деле они знали, что это далеко не так. И что предложение (высказанное большевиками!) решать русские вопросы "непосредственными" переговорами при участии англичан прозвучит оскорбительно для них. Настолько хорошо знали, что делали на это ставку а политической игре. В тот же день, 4.5.20 года Ленин писал Троцкому: “"По-моему, Чичерин прав, тотчас ответив согласием на 1) приостановление военных действий а)-  в Крыму и б)- на Кавказе и 2) на переговоры об очищении Крыма на принципе (не более) общей амнистии белых и 3) участия английского офицера в переговорах с Врангелем". Как видим, мысль об амнистии белогвардейцам допускалась только "на принципе, не более".  И тот же день полетела телеграмма Орджоникидзе: "ЦК обязывает Вас отвести части из пределов Грузии и воздержаться от наступления на Грузию". Видимо, из-за этого решения и с Арменией накладка получилась. Как раз в мае там какие-то "трудящиеся" тоже подняли восстание против национального правительства. А красная армия почему-то в этот раз к ним на помощь не пришла. И восстание почему-то быстро подавили, хотя в других республиках (да и в Армении — позднее) подобные выступления имели обыкновение побеждать и провозглашать советскую власть за несколько часов до прихода советских войск.  

 

Польше и Петлюре британское вмешательство сослужило плохую службу. Для передышки после взятия Киева, кроме военных, появились и политические причины. Ведь вслед за прекращением наступления на Кавказ — что большевики исполнили, вслед за прекращением натиска на Врангеля — что они вынуждены были сделать, оглядываясь на запад, должны были начаться переговоры о мире при посредничестве англичан. Имело ли смысл предпринимать новые операции? Хотя только ими поляки могли бы предотвратить надвигающуюся угрозу. Тем временем Совдепия поднимала против них все, что можно. Коммунисты, партия без роду - без племени, гордившиеся своим космополитизмом, превратились вдруг в ярых патриотов. На вооружение брались понятия, еще вчера оплевываемые и считавшиеся ругательными — Россия, русский народ, патриотизм. Под этим флагом обрабатывались видные военачальники — например, Брусилов. Сам по себе 70-летний генерал, державший "нейтралитет" во время гражданской войны, большевикам был не нужен. Давать ему войска никто не собирался. Требовалось его имя. Ему придумали почетную должность инспектора (т. е. командующего) кавалерией РККА. Ну какой кавалерией он смог бы иэ Москвы командовать? Даже формирование новых частей шло мимо него в степных местах. Старику дали высокий, но совершенно никчемный пост. И предложили обратиться с воззванием к офицерам — забыть внутренние распри и защитить "матушку Россию". (В малоизвестной части мемуаров, опубликованной лишь много лет спустя после смерти, Брусилов признавался, что принимая назначение и подписывая воззвание, имел еще одну, тайную цель — путем притока патриотов вызвать перерождение "красной" армии в "русскую", которая потом спасет страну и от большевиков.  Вместе с Брусиловым воззвание к "боевым товарищам" подписали другие известные генералы — Поливанов, Зайончковский, Парский, Гутор, Клембовский и др.  И тысячи офицеров, доселе "нейтральных", уклонявшихся от призыва, действительно пошли на призывные пункты. Одни — отреагировав на знакомые фамилии, другие — из чувства патриотизма, третьи, лишенные средств к существованию, просто получили моральное оправдание для вступления в Красную армию — их звали воевать с внешним врагом, а не с бывшими сослуживцами. Под тем же соусом привлекали бывших белогвардейцев из числа пленных. Им, фактически, предлагали бороться все за ту же Великую и Неделимую. Многим пленным война с Польшей спасла жизнь. Точнее — отсрочила время расправы. Воззвания к другому контигненту, рабочим и крестьянам, выпускал Троцкий, провозглашая "Вор в доме!"  



Передышка позволила разгромленным фронтовым частям прийти в себя, оправиться от паники, восполнить потери. За месяц с начала кампании красные силы, действующие против Польши, неизмеримо возросли. Сюда перебрасывались самые боеспособные соединения из Сибири, с Урала, ликвидированных и еще действующих фронтов. В частности, с Северного Кавказа шла 1-я Конармия, значительно пополненная мобилизованными казаками, с Перекопа снималась 8-я кавдивизия, в состав 12-й армии вошла 25-я Чапаевская дивизия... Времени оказалось достаточно, чтобы основная сила Красной армии переместилась на запад. Ударный, Западный фронт Тухачевского насчитывал пять армий. Юго-Западный имел против поляков две общевойсковых и одну конную (еще одна, 13-я, оставалась под Перекопом). А для борьбы с Махно и прочими повстанцами существовала дополнительная крупная армия — фронтовые войска ВОХР численностью свыше 50 тысяч человек, снабженные звеном самолетов и бронеотрядами. Командовал ими лично Дзержинский. Раз планировалось вторжение в Польшу (естественно, с установлением там советской власти), он был введен в состав РВС Юго-Западного фронта, чтобы в нужный момент оказаться в новом польском правительстве. 27 мая Западный и Юго-Западный фронты перешли в общее наступление. Войска Тухачевского поначалу не имели успеха, завязнув в лобовых боях с польскими и литовскими частями. Зато на Юго-Западном 1-я Конармия нанесла мощный удар в стык между киевской группировкой поляков и польско-петлюровской группировкой, действующей против Одессы. С юга ее поддерживала группа Якира из 45, 47 дивизий, бригады Котовского и кораблей Днепровской флотилии. За три дня боев буденновцы потеснили противника на 100 км. Затем остановились, подтягивая резервы и собираясь в кулак, а 5 июня внезапно прорвали фронт и вышли на оперативный простор.  Поляки пытались остановить конармию, собрав у села Зарудницы свои резервы с 5 танками. Но она просто обошла эту группировку стороной. Вдогон ей бросили кавалерийскую дивизию ген. Корнецкого. Но было уже поздно. И латать дыру во фронте, чем занялось польское командование, тоже было поздно. Буденный нанес двойной удар — на Житомир и Бердичев. 7 июня его 4-я кавдивизия ворвалась в Житомир, где располагался польский штаб фронта и разгромила его, нарушив управление войсками, связь и сея панику. А 11-я кавдивизия, взяв Бердичев, взорвала базу боепитания фронта — около миллиона снарядов. Город при этом оказался практически стерт с лица земли, но польская артиллерия осталась без боеприпасов. Буденновцы перерезали железную дорогу Киев — Винница. Одновременно пошла вперед 12-я красная армия. Ее 7-я дивизия атаковала киевскую группировку в лоб, штурмуя Дарницкии плацдарм, а 25-я с Башкирской кавбригадой, переправившись через Днепр севернее, перерезала другую железную дорогу, Киев — Коростень, отрезая еще один путь к отступлению. Поляки оставили столицу Украины и начали поспешный отход на Запад...