Кризис лидерства во ВСЮР в 1919 году: борьба за власть П. Н. Врангеля и А. И. Деникина
Автор: Алексей Казначеев
Дата: 2012-10-21 10:39
Первая часть работы , Вторая часть работы
Если случаи конфликтов между ген. Корниловым и Алексеевым, Деникиным и Красновым были скорее конфликтами между руководителями, вождями и лидерами, то случай, который я буду рассматривать в этой подглаве, не относится к таковым.
Феномен «добровольчества», появившийся в конце 1917 года, и развивавшийся активно в 1918 году, сильно повлиял на чинопочитание в среде офицерства и генералитета Белых армий, что создало почву для соперничества между военачальниками как за лучшие «позиции», так за звания и должности. И, несмотря на то, что ген. Деникин старался строить Добровольческую армию отчасти «по образу и подобию» старой русской армии, это все же была иная армия – армия на которую наложила отпечаток революция. В стане красных так же существовало соперничество между военачальниками, однако большевики не отличались гуманностью ни к врагам, ни к себе, и эксцессы, когда один лидер мог подрывать авторитет другого, решались, как правило, расстрелом менее лояльного большевикам. У белых же подобные меры заменяли отставками под разными предлогами, и без них. К одному из самых ярких таких примеров относится конфликт между Деникиным и Врангелем, датируемый 1919 годом.
Для начала можно привести оценки и описания современников обоих генералов.
«Врангель – честолюбив, властолюбив, хитер и в душе предатель, но самый умник из оставшихся генералов»[1], - писал о нем один из самых известных героев Белого движения Я.А. Слащов. Несомненно, его взгляд субъективен, учитывая как сложились его с бароном отношения, однако схожую точку зрения отмечают и другие.
«…крайне честолюбив… ради своей выгоды готов потопить кого угодно; не терпит подчиненных с умом и сильным характером; не держит своего слова; ставит свой интерес выше всякой идеи» - писал о бароне полковник Э. Гильбих[2].
Таких же взглядов придерживался и ген. Мильковский, описывая барона:
«Достаточно умный, честолюбивый, себялюбивый и страдающий манией величия.… В выборе помощников не терпит людей с собственным мнением. Большой интриган»[3].
Надо сказать, что огромное честолюбие и склонность к интриганству отмечали почти все, кто знал барона. Сам Врангель, будучи тяжелобольным тифом, в январе 1919-го года, считал свою болезнь Божьим наказанием «за свое честолюбие».
«… генерал Деникин производил впечатление вдумчивого, твердого, кряжистого, чисто русского человека. Он имел репутацию честного солдата, храброго, способного и обладающего большой военной эрудицией начальника»[4], - описывал Врангель свои впечатления от встречи с Деникиным. Надо отметить должную объективность оценки барона – в том же духе высказывались и другие люди, знавшие Главкома ВСЮР:
«Говорят, что по первому впечатлению можно судить о призвании человека. В генерале Деникине я увидел не Наполеона, не героя, не вождя. Но просто честного человека, одного из тех «добрых» русских людей, которые, если верить Ключевскому, вывели Россию из Смутного времени…»[5], - писал проф. К.Н. Соколов.
Проф. Н.Н Алексеев был схожего мнения:
«Бывают люди, с которыми достаточно поговорить несколько слов, чтобы определить внутреннее существо их характера. Вот с таким твёрдым убеждением о характере главнокомандующего вышли мы тогда от него. Это был хороший русский человек, застенчивый, скромный, без славолюбия и гордости – качества, которые, может быть, и не нужны были в то смутное время, в которое ему приходилось действовать»[6].
Генерал Б.А. Штейфон проницательно писал о лидерах Белого Юга:
«По складу ума, характера и по своим мировоззрениям А. И. Деникин и П.Н. Врангель были людьми совершенно различными. И судьбе было угодно, чтобы столь разные натуры усвоили, каждый вполне самостоятельно, одно и то же убеждение. Генерал Деникин и генерал Врангель заподозрили друг друга в том, что их расхождения… объясняются не идейными соображениями, а исключительно личными мотивами. Это трагическое, но вполне добросовестное заблуждение повлекло за собою много печальных и тяжелых последствий»[7].
Любопытно сравнение уже упоминавшегося выше Н.Н. Алексеева:
«Первое впечатление, определявшее внешнюю разницу двух этих людей, формулируется у меня в военном противопоставлении: инфантерия — кавалерия. У генерала Деникина не было ни внешнего блеска, ни светских манер, но в то же время была в нем какая-то глубокая почвенная сила. Врангель был красив, статен, а главное — отмечал его действительный, не напускной лоск обращения. Внешне он был человеком, который мог очаровать, но я не заметил в нем черт, изобличающих гипнотизирующее излучение власти»[8].
Действительно: два совершенно разных типа лидера. Один лидер, пользуясь классификацией Макса Вебера, традиционно-бюрократический –Деникин. Человек, который всю свою жизнь тянул солдатскую лямку, который армию воспринимал как единственный смысл своей жизни и военную службу воспринимал именно как служение, а не как способ делать карьеру. Он был скуповат на похвалу, угловат, прочно придерживался традиционной морали, хранил узы дружбы и товарищества и был, по сути, романтиком-идеалистом, желающим перенести взгляды своего внутреннего мира на действительность. И с другой стороны Врангель – лидер харизматический. Яркая, незаурядная личность, с биографией, которая показывает взлеты и падения. Карьера, которую он начинал как горный инженер, резко и зигзагообразно меняется: он переходит на службу в кавалергардский полк, затем в казачий и так далее. То есть, человек, который постоянно искал возможность прославиться, возможность выделиться, возможность стать тем самым командиром, лидером. Врангель был настоящим светским львом, привыкшим к власти и повиновению; лощеным циником, который мог ради своей цели перешагнуть через дружбу и прошлые заслуги; безусловно, способный дипломат, он был более гибким в вопросах внутренней и внешней политики, чем Деникин. Безусловно, в условиях Гражданской войны люди с такими противоположными характерами, диаметрально противоположными взглядами на жизнь, не могли не вступить в конфликт.
Однако до поры до времени, пока руководимые Деникиным армии продвигались с лета-осени 1919-го года все дальше, все нелады с бароном имели пассивный характер. Открыто они начали проявляться лишь к зиме 1919-го, когда «полководческая удача» от Главкома отвернулась, и можно было, явно и не скрывая, обвинять его и его Штаб во всех неудачах, выставляя как «спасителя положения» Врангеля, еще с весны 1919-го вступившего в разногласия со Ставкой в оперативно-стратегическом плане…
Зарождение и развитие конфликта.
С рапорта от 4 апреля 1919-го года и далее, начались нападки Врангеля на Ставку и Штаб Деникина[9]. В своем рапорте барон указывал на ошибочность Харьковского направления, предлагая вместо него Царицынское, где находилась его Кавказская армия. Врангель отмечал, что необходимо соединение с войсками Колчака. Однако барон не учитывал конкретных фронтовых условий весны 1919-го – когда ВСЮР реально смогли наступать на Царицын, Красная Армия уже гнала армии Колчака к Уфе. И вообще соединение, если бы оно произошло, могло бы дать лишь моральное удовлетворение, т.к. театр военных действий опирался бы тогда на безлюдные приволжские степи, где не было ни развитых коммуникаций, ни крупных городов, ни продовольственной базы для снабжения войск. Как бы то ни было, предложение Врангеля было отвергнуто, а сам барон, затаив обиду и постоянно «атакуя» Ставку упреками то по продовольственной, то по материально-людской части, выжидал времени, когда можно было бы придать огласке уже и без того известные его расхождения с Деникиным. Весной же Врангель имел первые встречи с А.В. Кривошеиным – будущим премьер-министром его правительства, бывшим сотрудником Столыпина по аграрной реформе. Кривошеин, по словам Врангеля, так же был недоволен «ошибочной стратегией главного командования» и видел «в принятом генералом Деникиным решении причины внутреннего, личного характера»[10]. Здесь примечательны два момента. Первый заключался в том, что Кривошеин, человек сугубо штатский, всячески поддерживал идею Врангеля о правильности его, Врангеля, стратегии на соединение с Колчаком. Второй момент объясняет первый: Кривошеин рассчитывал на участие в работе Особого Совещания, - правительства Белого Юга, - но, будучи человеком крайне правых взглядов, «пробиться» туда не смог, и, затаив обиду на слишком «либерального» по его мнению Деникина, решил привлекать в свою союзники популярных генералов. Таковым был Врангель, кроме всего прочего, имевший такие же монархические взгляды, как и Кривошеин, входящий в правую политическую организацию «Совет Объединения».
После взятия 18 июня Кавказской Армией ген. Врангеля Царицына, слывшего неприступным «красным Верденом», все газеты Белого Юга превозносили барона как «героя Царицына», его фотографии развешивались на всех столбах, в его честь один из офицеров сочинил даже гимн. «Уже под Царицыном он доказывал, что Деникин никуда не годится, и тогда еще нанятые им люди и газеты рекламировали его на всех перекрестках, выдумывая несуществующие доблести и заставляя толпу невольно этому верить»[11], - писал Слащов. Популярность Врангеля растет и в среде тылового офицерства, и фронтового. Примечательно, что уже тогда, летом, молодой Э.А. Гиацинтов, командовавший группой конных разведчиков Марковского эскадрона, приписывал уход корпуса Мамантова от направления Москвы в его знаменитом рейде работе «красных ставленников в окружении генерала Деникина», и в заключение добавлял: «Не то было бы, если бы вместо Деникина в это время командовал нашей армией генерал Врангель»[12].
На молодого, удачливого генерала обратили внимание «союзники», наградив его орденом Святых Михаила и Георгия.
Тогда же Врангель излагает Деникину план по созданию конной группировки
под его, Врангелем, руководством, для нанесения удара по кратчайшему
направлению на Москву – что противоречило его весеннему рапорту о преимуществах
Царицынского направления над Московским. Деникин посчитал предложение барона
желанием «первым войти в Москву»[13],
отклонив его так же по той причине, что создав такую конную группировку за счет
Кавказской Армии, можно было опасаться контрудара красных на Царицын, которые
стягивали туда в это время все новые и новые силы. Кроме того, Главком уже
давно вынашивал свой оперативно-стратегический план, который был оглашен через
2 дня. Это была знаменитая «Московская
директива», провозглашающая начало похода на Москву. Сам Врангель оценивал ее
как «смертный приговор армиям Юга России»[14].
О негативной оценке Врангеля «директивы» Главнокомандующего знали многие:
«Ну и ругал же Врангель Романовского и Деникина за так называемую московскую директиву от 20 июня»[15].
Однако сложно согласиться с мнением барона, т. к. в ходе наступления на Москву Вооруженными Силами Юга России были освобождены огромные территории, которые стали главной продовольственной базой для всего Белого Юга, увеличив численно Белые Армии на Юге в 3 раза. Так или иначе, главной действующей силой отныне стала Добровольческая Армия, а Кавказская выполняла второстепенную роль, что, несомненно, уязвило Врангеля.
Барон продолжал засылать Ставку своими претензиями.
«Не проходило дня, чтобы от генерала Врангеля Ставка или я не получали телеграмм нервных, требовательных, резких, временами оскорбительных»[16], - писал позже Деникин. Что не безынтересно, о нападках Врангеля на Ставку знали не только в высшем командовании, но и в среде рядового офицерства. Вот что говорит полковник Щербинский в своем разговоре с генералом Махровым:
«Генерал Врангель чрезвычайно честолюбив, и не стесняется адресовать свои условия, а то и поучения начальнику штаба генералу Романовскому, а бывает, и самому Главнокомандующему. Я всегда удивляюсь долготерпению Деникина»[17].
Осень 1919-го стала апогеем успехов ВСЮР, и началом их конца. В ноябре, когда Добровольческая армия начала тесниться ударами противника, Ставка разрабатывает план контрудара, считая, что неудачи лишь временны. Для этого привлекаются свободные конные полки, которые должны были составить противовес конармии Буденного, едва ли не одной из главных причин быстрого отката Белых Армий к югу. Руководствуясь тем, что Врангель опытный кавалерийский начальник, Деникин назначает его командующим Добровольческой армией. По воспоминаниям главы Отдела пропаганды проф. К.Н. Соколова, в данном назначении была заинтересованы и штабные офицеры: «Штабная молодежь видела в этом назначении большую свою победу над «высшими сферами». Они добивались этого назначения целый месяц»[18]. Несомненно, что это назначение встречало положительные отклики в «Совете Объединения» - Врангель продолжал встречаться с Кривошеиным, который «никак не сочувствовал политике Главнокомандующего»[19]. И барон вполне разделял эту точку зрения, считая что Деникин «боится самостоятельных, сильных людей»[20](то бишь – его самого). Однако в приведенных выше характеристиках генералов Мильковского и Гильбиха мы видим, что и сам Врангель «в выборе помощников не терпит людей с собственным мнением».
В своих воспоминаниях Деникин отмечал, что Врангель сильно недолюбливал Начальника Штаба Ставки И. П. Романовского – ближайшего друга и советника Главкома[21]. Надо сказать, что по тем или иным причинам, Романовского недолюбливали многие, что вылилось в конце-концов в его трагическое убийство. Многие, в том числе и Врангель, считали что Романовский оказывает слишком сильное влияние на Деникина, чуть ли не управляет Главкомом. Однако эти это было явным преувеличением. К тому же тот же ген. Мильковский писал о Врангеле: «Твердости нет. Начальник штаба и начальник контрразведки имеют на него влияние»[22]. Если насчет «твердости» можно поспорить, то насчет того, что ген. Шатилов, – вечный Начальник Штаба Врангеля, его приближенный и единомышленник, - оказывал сильное влияние на Врангеля, спорить не приходится. Более того, служивший в Кавказской армии генерал Махров отмечал, что взаимоотношения Врангеля и Шатилова доходят до состояния «фаворитизма», говоря о последнем, что он «не лишен был способностей, но отличительной чертой его было тщеславие»[23].
«Новое назначение генерала Врангеля внесло много осложнений в атмосферу внутреннего разлада»[24], - писал Деникин. И правда, почти сразу после назначения, генерал Врангель направил в Ставку свой рапорт от 9 декабря, в котором обрисовывал все наследство от ген. Май-Маевского, критиковал Ставку в «пренебрежении основных принципов военного искусства» в прошлом и настоящем, и преимущества его, Врангеля, идей и планов[25]. Довольно дерзким поступком со стороны барона было то, что он «для воздействия на генерала Деникина со стороны ближайших помощников», отослал копии рапорта генералам Романовскому и Лукомскому и пересказал его содержание Савичу – члену Особого Совещания. С точки зрения военной морали и дисциплины, этот поступок Врангеля, будь даже из благих намерений, вне всяких сомнений аморален и бестактен. Этот рапорт вышел за рамки тех лиц, которым была передана копия, и частично стал известен в военной среде на фронте и тылу, что, несомненно, только прибавило барону известности и популярности. Однако спасти положение Добровольческой армии он уже не мог – слишком велико было превосходство противника и слишком обескровлены части армии. И отходя все южнее и южнее, Врангель опять вступил в спор с Главкомом по оперативно-стратегической части, настаивая, что армию нужно отводить на запад, в Крым, а не на восток в направлении Ростова. Несмотря на военную целесообразность, подобный отход был морально недопустим по отношению к казачеству. Предложение Врангеля было отклонено, и это стало еще одной трещиной в отношениях между терявшим авторитет Деникиным и приобретавшим популярность Врангелем, неминуемо ведущей к конфликту. Затем последовал еще один рапорт от 11 декабря, с которым Врангель так же ознакомил старших начальников[26].
Тем же днем он имел встречу с командующим Донской армией ген. Сидориным, которому зачитав свои рапорты, высказал жесткую критику стратегии Ставки. Барон собирался без разрешения главнокомандующего собрать совещание командующих армиями, что было бы прямым нарушением воинской дисциплины. И Деникин, «оставляя в стороне вопрос о внутренних побуждениях» барона, указал командующим на недопустимость такого образа действий. Так же оступился от советов Деникина барон, удалив от армии генералов Шкуро и Мамантова, которых он (правда, не без оснований) считал виновниками развала белой конницы, но которые пользовались большой популярностью в казачьей среде. Этим действием Врангель внес еще большее расстройство в возглавляемые этими генералами конные части.
Третья статья орловского историка Алексея Валерьевича Казначеева из работы "Борьба за власть в высшем командовании Добровольческой армии и ВСЮР в 1917-1920 гг." (публикуется с сокращениями)
[1] Русская военная эмиграция 20-х -
40-х годов. Т.
[2] Там же. С. 108.
[3] Русская военная эмиграция 20-х -
40-х годов. Т.
[4] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 110.
[5] Соколов К. Н. Правление генерала Деникина. Соф., 1921. С. 68.
[6] Алексеев Н. Н. Из воспоминаний. М., 1993. С. 96.
[7] Штейфон Б. А. Кризис добровольчества. Белград, 1928. С. 220.
[8] Алексеев Н. Н. Из воспоминаний. М., 1993. С. 106.
[9] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 184.
[10] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 184.
[11] Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым. М., 2003. С. 111.
[12] Гиацинтов Э. Н. Записки белого офицера. СПб., 1992. С. 140.
[13] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 249.
[14] Там же. С. 251.
[15] Махров П. С. В Белой армии генерала Деникина. СПб., 1994. С. 69
[16] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 5. Мн., 2002. С. 58.
[17] Махров П. С. Указ. соч. С. 58.
[18] Соколов К. Н. Правление генерала Деникина. София, 1921. С. 232.
[19] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 381.
[20] Там же. С. 392.
[21] Русская военная эмиграция 20-х -
40-х годов. Т.
[22] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 5. Мн., 2002. С. 58.
[23] Махров П. С. В Белой армии генерала Деникина. СПб., 1994. С. 70
[24] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 5. Мн., 2002. С. 292.
[25] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 401-407.
[26] Врангель П. Н. Записки. Т. 1. Мн., 2003. С. 411-412.
