Борьба за власть П. Н. Врангеля против А. И. Деникина



Автор: Алексей Казначеев
Дата: 2009-06-03 20:54

 Современники о лидерах Белого Юга.

   Феномен «добровольчества» сильно повлиял на чинопочитание офицерства и генералитета Белых армий, что создало почву для соперничества между военачальниками как за лучшие «позиции», так за звания и должности. И, несмотря на то, что ген. Деникин старался строить ВСЮР «по образу и подобию» старой, Императорской русской армии, это все же была иная армия – революционная. В стане красных так же существовало соперничество между военачальниками, однако большевики не отличались гуманностью и к врагам, и к себе. И эксцессы, когда один лидер мог подрывать авторитет другого, решались просто: к стенке и пулю в затылок. У белых же подобные меры заменяли отставки под разными предлогами и без них. К одному из самых ярких таких примеров относится конфликт между Деникиным и Врангелем… 

    Для начала можно привести оценки и описания современников обоих генералов.

«Врангель – честолюбив, властолюбив, хитер и в душе предатель, но самый умник из оставшихся генералов», - писал о нем один из самых известных героев Белого движения Я.А. Слащев. Несомненно, его взгляд субъективен, учитывая как сложились его с бароном отношения, однако схожую точку зрения отмечают и другие. 

«…крайне честолюбив… ради своей выгоды готов потопить кого угодно; не терпит подчиненных с умом и сильным характером; не держит своего слова; ставит свой интерес выше всякой идеи» - писал о бароне полковник Э. Гильбих.

Таких же взглядов придерживался и ген. Мильковский, описывая барона:

«Достаточно умный, честолюбивый, себялюбивый и страдающий манией величия.… В выборе помощников не терпит людей с собственным мнением. Большой интриган».

Надо сказать, что огромное честолюбие и склонность к интриганству отмечали почти все, кто знал барона. Сам Врангель, будучи тяжелобольным тифом, в январе 1919-го года, считал свою болезнь Божьим наказанием «за свое честолюбие».

«… генерал Деникин производил впечатление вдумчивого, твердого, кряжистого, чисто русского человека. Он имел репутацию честного солдата, храброго, способного и обладающего большой военной эрудицией начальника», - описывал Врангель свои впечатления от встречи с Деникиным. Надо отметить должную объективность оценки барона – в том же духе высказывались и другие люди, знавшие Главкома ВСЮР:

«Говорят, что по первому впечатлению можно судить о призвании человека. В генерале Деникине я увидел не Наполеона, не героя, не вождя. Но просто честного человека, одного из тех «добрых» русских людей, которые, если верить Ключевскому, вывели Россию из Смутного времени…», - писал проф. К.Н. Соколов.

Проф. Н.Н Алексеев был схожего мнения:

«Бывают люди, с которыми достаточно поговорить несколько слов, чтобы определить внутреннее существо их характера. Вот с таким твёрдым убеждением о характере главнокомандующего вышли мы тогда от него. Это был хороший русский человек, застенчивый, скромный, без славолюбия и гордости – качества, которые, может быть, и не нужны были в то смутное время, в которое ему приходилось действовать».

  Генерал Б.А. Штейфон проницательно писал о лидерах Белого Юга:

«По складу ума, характера и по своим мировоззрениям А.И. Деникин и П.Н. Врангель были людьми совершенно различными. И судьбе было угодно, чтобы столь разные натуры усвоили, каждый вполне самостоятельно, одно и то же убеждение. Генерал Деникин и генерал Врангель заподозрили друг друга в том, что их расхождения… объясняются не идейными соображениями, а исключительно личными мотивами. Это трагическое, но вполне добросовестное заблуждение повлекло за собою много печальных и тяжелых последствий».  

Любопытно сравнение уже упоминавшегося выше Н.Н. Алексеева:

«Первое впечатление, определявшее внешнюю разницу двух этих людей, формулируется у меня в военном противопоставлении: инфантерия — кавалерия. У генерала Деникина не было ни внешнего блеска, ни светских манер, но в то же время была в нем какая-то глубокая почвенная сила. Врангель был красив, статен, а главное — отмечал его действительный, не напускной лоск обращения. Внешне он был человеком, который мог очаровать, но я не заметил в нем черт, изобличающих гипнотизирующее излучение власти».      

   Действительно: два совершенно разных типа лидера. Один лидер, пользуясь классификацией Макса Вебера, традиционно-бюрократический – Антон Иванович Деникин. Человек, который всю свою жизнь тянул солдатскую лямку, который армию воспринимал как единственный смысл своей жизни и военную службу воспринимал именно как служение, а не как способ делать карьеру. Он был скуповат на похвалу, угловат, прочно придерживался традиционной морали, хранил узы дружбы и товарищества и был, по сути, романтиком-идеалистом, желающим перенести взгляды своего внутреннего мира на действительность. И с другой стороны Петр Николаевич Врангель – лидер харизматический. Яркая, незаурядная личность, с биографией, которая показывает взлеты и падения. Карьера, которую он начинал как горный инженер, резко и зигзагообразно меняется: он переходит на службу в кавалергардский полк, затем в казачий и так далее. То есть, человек, который постоянно искал возможность прославиться, возможность выделиться, возможность стать тем самым командиром, лидером. Врангель был настоящим светским львом, привыкшим к власти и повиновению; лощеным циником, который мог ради своей цели перешагнуть через дружбу и прошлые заслуги; безусловно, способный дипломат, он был более гибким в вопросах внутренней и внешней политики, чем Деникин.

   Безусловно, в условиях Гражданской войны люди с такими противоположными характерами, диаметрально противоположными взглядами на жизнь, не могли не вступить в конфликт.

   Однако до поры до времени, пока руководимые Деникиным армии продвигались с лета-осени 1919-го года все дальше, все нелады с бароном имели пассивный характер. Открыто они начали проявляться лишь к зиме 1919-го, когда «полководческая удача» от Главкома отвернулась, и можно было, явно и не скрывая, обвинять его и его Штаб во всех неудачах, выставляя как «спасителя положения» Врангеля, еще с весны 1919-го вступившего в разногласия со Ставкой в оперативно-стратегическом плане… 

Зарождение и развитие конфликта.

   С рапорта от 4 апреля 1919-го года и далее, начались нападки Врангеля на Ставку и Штаб Деникина. В своем рапорте барон указывал на ошибочность Харьковского направления, предлагая вместо него Царицынское, где находилась его Кавказская армия. Врангель отмечал, что необходимо соединение с войсками Колчак. Однако барон не учитывал конкретных фронтовых условий весны 1919-го – когда ВСЮР реально смогли наступать на Царицын, Красная Армия уже гнала армии Колчака к Уфе. И вообще соединение, если бы оно произошло, могло бы дать лишь моральное удовлетворение, т.к. театр военных действий опирался бы тогда на безлюдные приволжские степи, где не было ни развитых коммуникаций, ни крупных городов, ни продовольственной базы для снабжения войск. Как бы то ни было, предложение Врангеля было отвергнуто, а сам барон, затаив обиду и постоянно «атакуя» Ставку упреками то по продовольственной, то по материально-людской части, выжидал времени, когда можно было бы придать огласке уже и без того известные его расхождения с Деникиным. Весной же Врангель имел первые встречи с А.В. Кривошеиным – будущим премьер-министром его правительства, бывшим сотрудником Столыпина по аграрной реформе. Кривошеин, по словам Врангеля, так же был недоволен «ошибочной стратегией главного командования» и видел «в принятом генералом Деникиным решении причины внутреннего, личного характера». Здесь примечательны два момента. Первый заключался в том, что Кривошеин, человек сугубо штатский, всячески поддерживал идею Врангеля о правильности его, Врангеля, стратегии на соединение с Колчаком. Второй момент объясняет первый: Кривошеин рассчитывал на участие в работе Особого Совещания, - правительства Белого Юга, - но, будучи человеком крайне правых взглядов, «пробиться» туда не смог, и, затаив обиду на слишком «либерального» по его мнению Деникина, решил привлекать в свою союзники популярных генералов. Таковым был Врангель, кроме всего прочего, имевший такие же монархические взгляды, как и Кривошеин, входящий в правую политическую организацию «Совет Объединения».

  После взятия 18 июня Кавказской Армией ген. Врангеля Царицына, слывшего неприступным «красным Верденом», все газеты Белого Юга превозносили барона как «героя Царицына», его фотографии развешивались на всех столбах, в его честь один из офицеров сочинил даже гимн. «Уже под Царицыном он доказывал, что Деникин никуда не годится, и тогда еще нанятые им люди и газеты рекламировали его на всех перекрестках, выдумывая несуществующие доблести и заставляя толпу невольно этому верить», - писал Слащев. Популярность Врангеля растет и в среде тылового офицерства, и фронтового. Примечательно, что уже тогда, летом, молодой Э.А.Гиацинтов, командовавший группой конных разведчиков Марковского эскадрона, приписывал уход корпуса Мамантова от направления Москвы в его знаменитом рейде работе «красных ставленников в окружении генерала Деникина», и в заключение добавлял: «Не то было бы, если бы вместо Деникина в это время командовал нашей армией генерал Врангель».

   На молодого, удачливого генерала обратили внимание «союзники», наградив его орденом Святых Михаила и Георгия.

  Тогда же Врангель излагает Деникину план по созданию конной группировки под его, Врангелем, руководством, для нанесения удара по кратчайшему направлению на Москву – что противоречило его весеннему рапорту о преимуществах Царицынского направления над Московским. Деникин посчитал предложение барона желанием «первым войти в Москву», отклонив его так же по той причине, что создав такую конную группировку за счет Кавказской Армии, можно было опасаться контрудара красных на Царицын, которые стягивали туда в это время все новые и новые силы. Кроме того, Главком уже давно вынашивал свой оперативно-стратегический план, который был оглашен через 2 дня. Это была знаменитая  «Московская директива», провозглашающая начало похода на Москву. Сам Врангель оценивал ее как «смертный приговор армиям Юга России». Однако сложно согласиться с этим, т. к. в ходе наступления на Москву Вооруженными Силами Юга России были освобождены огромные территории, которые стали главной продовольственной базой для всего Белого Юга, увеличив численно Белые Армии на Юге в 3 раза. Так или иначе, главной действующей силой отныне стала Добровольческая Армия, а Кавказская выполняла второстепенную роль, что, несомненно, уязвило Врангеля.

  Барон продолжал засылать Ставку своими претензиями.

  «Не проходило дня, чтобы от генерала Врангеля Ставка или я не получали телеграмм нервных, требовательных, резких, временами оскорбительных», - писал позже Деникин.

   Осень 1919-го стала апогеем успехов ВСЮР, и началом их конца. В ноябре, когда Добровольческая армия начала тесниться  ударами противника, Ставка разрабатывает план контрудара, считая, что неудачи лишь временны. Для этого привлекаются свободные конные полки, которые должны были составить противовес конармии Буденного, едва ли не одной из главных причин быстрого отката Белых Армий к югу. Руководствуясь тем, что Врангель опытный кавалерийский начальник, Деникин назначает его командующим Добровольческой армией. По воспоминаниям главы Отдела пропаганды проф. Соколова, в данном назначении была заинтересованы и штабные офицеры: «Штабная молодежь видела в этом назначении большую свою победу над «высшими сферами». Они добивались этого назначения целый месяц».  Несомненно, что это назначение встречало положительные отклики в «Совете Объединения» - Врангель продолжал встречаться с Кривошеиным, который «никак не сочувствовал политике Главнокомандующего». И барон вполне разделял эту точку зрения, считая что Деникин «боится самостоятельных, сильных людей» (то бишь – его самого). Однако в приведенных выше характеристиках генералов Мильковского и Гильбиха мы видим, что и сам Врангель «в выборе помощников не терпит людей с собственным мнением».

  В своих воспоминаниях Деникин отмечал, что Врангель сильно недолюбливал Начальника Штаба Ставки И. П. Романовского – ближайшего друга и советника Главкома. Надо сказать, что по тем или иным причинам, Романовского недолюбливали многие, что вылилось в конце-концов в его трагическое убийство. Многие, в том числе и Врангель, считали что Романовский оказывает слишком сильное влияние на Деникина, чуть ли не управляет Главкомом. Однако эти это было явным преувеличением. К тому же тот же ген. Мильковский писал о Врангеле: «Твердости нет. Начальник штаба и начальник контрразведки имеют на него влияние». Если насчет «твердости» можно поспорить, то насчет того, что ген. Шатилов, – вечный Начальник Штаба Врангеля, его приближенный и  единомышленник, - оказывал сильное влияние на Врангеля, спорить не приходится.  

  «Новое назначение генерала Врангеля внесло много осложнений в атмосферу внутреннего разлада», - писал Деникин. И правда, почти сразу после назначения, генерал Врангель направил в Ставку свой рапорт от 9 декабря, в котором обрисовывал все наследство от ген. Май-Маевского, критиковал Ставку в «пренебрежении основных принципов военного искусства» в прошлом и настоящем, и преимущества его, Врангеля, идей и планов. Довольно дерзким поступком со стороны барона было то, что он «для воздействия на генерала Деникина со стороны ближайших помощников», отослал копии рапорта генералам Романовскому и Лукомскому и пересказал его содержание Савичу – члену Особого Совещания. С точки зрения военной морали и дисциплины, этот поступок Врангеля, будь даже из благих намерений, вне всяких сомнений аморален и бестактен. Этот рапорт вышел за рамки тех лиц, которым была передана копия, и частично стал известен в военной среде на фронте и тылу, что, несомненно, только прибавило барону известности и популярности. Однако спасти положение Добровольческой армии он уже не мог – слишком велико было превосходство противника и слишком обескровлены части армии. И отходя все южнее и южнее, Врангель опять вступил в спор с Главкомом по оперативно-стратегической части, настаивая, что армию нужно отводить на запад, в Крым, а не на восток в направлении Ростова. Несмотря на военную целесообразность, подобный отход был морально недопустим по отношению к казачеству. Предложение Врангеля было отклонено, и это стало еще одной трещиной в отношениях между терявшим авторитет Деникиным и приобретавшим популярность Врангелем, неминуемо ведущей к конфликту. Затем последовал еще один рапорт от 11 декабря, с которым Врангель так же ознакомил старших начальников. Тем же днем он имел встречу с командующим Донской армией ген. Сидориным, которому зачитав свои рапорты, высказал жесткую критику стратегии Ставки. Барон собирался без разрешения главнокомандующего собрать совещание командующих армиями, что было бы прямым нарушением воинской дисциплины. И Деникин, «оставляя в стороне вопрос о внутренних побуждениях» барона, указал командующим на недопустимость такого образа действий. Так же оступился от советов Деникина барон, удалив от армии генералов Шкуро и Мамантова, которых он (не без оснований) считал виновниками развала белой конницы, но которые пользовались большой популярностью в казачьей среде. Этим действием Врангель внес еще большее расстройство в возглавляемые этими генералами конные части.

  20-го декабря Врангель имел беседу с ген. Сидориным и его Начальником Штаба Кельчевским, которые, если доверять воспоминаниям Врангеля, «жестоко обвиняли и генерала Деникина, и генерала Романовского», говоря что «они с делом справиться не могут». Сам Врангель, по его словам, уже тогда в беседе заявлял о возможности замены Главкома. Странно, однако, что ген. Сидорин не доложил об этом разговоре Деникину, как должен был по уставу, учитывая, что докладывал о планах Врангеля собрать совещание без его ведома. Однако подобное отношение донских командующих, вероятно, преувеличенно Врангелем в мемуарах с целью подтвердить, как тогда сильно были все недовольны Ставкой и Деникиным в частности.

  В конце декабря, когда спешно эвакуировались «белые столицы» Ростов и Новочеркасск, а полки Добровольческой армии уменьшились более чем в 10 раз, было решено свернуть армию в корпус во главе с ген. Кутеповым, а Врангеля отправить на формирования на Кубани конных соединений. Барон прибыл в Екатеринодар, и приял решение поставить во главе формирующихся трех корпусов генералов Топоркова, Науменко и… Шкуро.

По воспоминаниям последнего, Врангель в кубанской столице пригласил Шкуро в свой вагон, «наговорил массу любезностей»и «начал расспрашивать о настроениях казачества на местах, о степени популярности генерала Деникина среди казачества и офицерства и вскользь несколько раз бросил мысль, что Главное Командование совершенно не понимает обстановки и всех нас ведет к гибели и что против этого надо бороться и искать какой-либо выход». Позже, 23-го, Шкуро вновь имел встречался с Врангелем, «который настойчиво доказывал» ему «что вся общественность и армия в лице ее старших представителей совершенно изверилась в генерале Деникине, считая его командование пагубным для дела и присутствие генерала Романовского на посту начальника штаба даже преступным; что необходимо заставить во что бы то ни стало генерала Деникина сдать командование другому лицу и что с этим вполне согласны и что он уже переговорил об этом лично с Донским и Кубанским атаманами, с председателями их правительств, а также с командующим Донской армией генералом Сидориным и его начальником штаба генералом Кельчевским, с кубанскими генералами Покровским, Улагаем и Науменко, с видными членами Кубанской Рады и Донского круга, со многими чинами Ставки и представителями общественности и что все вполне разделяют его, Врангеля, точку зрения, и что теперь остановка только за мной и за Терским атаманом, а тогда в случае нашего согласия мы должны предъявить генералу Деникину ультимативное требование уйти, а в случае нужды не останавливаться ни перед чем».

Шкуро, - надо отдать ему должное, - отказался от предложения Врангеля и доложил, как полагается, Деникину.

   Генерал Вдовенко, терский атаман, так же отмечал что Врангель предлагал ему имею переворота, где сам барон занял бы «место командующего казачьими войсками» (наверняка сам барон метил выше), причем «генерал Врангель очень волновался, поэтому почти после каждой фразы обращался к генералу Шатилову: «Не правда ли, Павлуша?»». Вдовенко резко отказавшись от участия в планах барона, тут же командирует своего представителя к Донскому атаману и командующему Донской армией, и для них «это была новость». Позже выяснится, что и Кубань так же была против врангелевской затеи, высказав «что генерал Врангель потерял свой престиж на Кубани». В это же время Тверской, - будущий министр внутренних дел врангелевского правительства в Крыму, - осведомлялся у пребывающих в Кисловодске представителей общественности, сможет ли барон Врангель получить поддержку общественных и финансовых кругов в случае переворота. На это был отрицательный ответ. Таким образом к концу декабря ни попытка сплотить вокруг себя союзников по свержению Деникина, ни попытка создать казачью армию Врангелю не удалась, и оставшись не у дел, он был зачислен в резерв Главнокомандующего.

Кульминация конфликта и отставка Деникина

   «Врангель стал крайне враждебен по отношению ко мне. Имей в виду», - писал Деникин жене.

  Действительно, к началу 1920-го года отношения Деникина и Врангеля накались до предела, что совпало с полосой неудач и Главкома в борьбе с большевиками. Однако, думаю, можно утверждать точнее – это во время полководческих неудач Деникина обострились его отношения с бароном Врангелем.

  Деникин хотел дать барону назначение в Штаб Главноначальствующего Новороссийской области ген. Н.Н. Шиллинга, - человека, по определению Слащева «доброго и слабохарактерного», - и в январе 1920 года Врангель выехал в Крым.

На иллюстрации: Корнилов,Деникин, Колчак, Врангель, Каппель, Марков, Шкуро, Краснов

 

   В это время, накануне падения Белой Одессы, известный политик и публицист В.В. Шульгин, генерал А.М. Драгомиров (бывший председатель Особого Совещания и Главноначальствующий Киевской области), и кадет В.А. Степанов, провели совещание, на котором признали возможность поддержания кандидатуры Врангеля в случае смены командования. Драгомиров же, собственно, и привлек Врангеля к Белому движению, и впоследствии сыграл заметную роль в его выдвижении на роль Главкома.

   Приезд барона совпал с мятежом капитана Н.И. Орлова, требовавшего смены руководства Армией и наведения порядка в тылу. Укрываясь в горах и совершая набеги с целью грабежа на близлежащие города, мятежный капитан в своих прокламациях заявлял, что будет подчиняться только Врангелю, что породило подозрение в Ставке, что сам барон инспирировал «орловщину» для укрепления своего авторитета и смещения как минимум Шиллинга, как максимум Деникина.

  О поддержке Врангеля заявили офицеры Черноморского флота, советовавшие Шиллингу уступить свой пост Врангелю даже без одобрения Главкомом.

   Открыто встал на сторону барона и пребывающий в это время в Крыму ген. А.С. Лукомский, «лицо, - по словам Деникина, - дружественное барону Врангелю», бывший председатель Особого Совещания, один из влиятельнейших высших начальников Белого Юга, начинавший борьбу на Юге с самого начала. «Генерал Врангель, по общему в Севастополе, а так же по моему мнению, мог остановить развал Крымских войсковых частей и водворить порядок в тылу», - писал он в своих воспоминаниях. Лукомский телеграфировал в Ставку, что необходима скорейшая замена Шиллинга Врангелем.

   Пришло в Ставку и обращение  «общественных деятелей Крыма» с требованием поставить во главе власти в Крыму генерала Врангеля.

   Пытались привлечь на свою сторону сторонники барона и генерала Я.А. Слащева, второго после Шиллинга военного лица обороняющего Крым, однако тот уклонился от активного участия в интригах, заявив что «не будет мешать назначению Врангеля, но он должен быть назначен Деникиным». Позднее Слащев вспоминал, что напряженная ситуация в Крыму дошла до такой точки кипения,  что он «каждую минуту ждал приказа от Шиллинга арестовать Врангеля, а от Врангеля — арестовать Шиллинга (войск ни у того, ни у другого не было)». Так оно и случилось бы, - Врангель решился на арест Шиллинга, но Слащев предупредил, что «ничего антидисциплинарного делать не будет», т.е. в случае необходимости сам арестует Врангеля.

   В дело по дискредитации Главкома вступило духовенство, во главе монархически-настроенным епископом Вениамином, который с завидным упорством и рвением старался убедить всех видных деятелей Белого Юга, пребывающих в Крыму, в необходимости переворота в пользу Врангеля.

   Вскоре сам Шиллинг, будучи убежден настойчивыми просьбами с буквально всех сторон, просил Деникина уже 8-го февраля заменить его Врангелем, однако Главком отказал. Примечательно, что в «походе на власть», как называл его Деникин, главную роль играл уже не сам барон, а те политические группы и круги (особенно – «Совет Объединения» Кривошеина и Струве), которые, имея чисто практический расчет, стремились сменить поставленных Деникиным властных лиц и весь политический курс Юга. Сам же Врангель, будучи честолюбивым и уверенным в своей правоте, искренне считал, что его поддерживает все офицерство и вся общественность исключительно из соображений более эффективной борьбы с большевизмом. Как бы то ни было, общая политическая обстановка в Крыму создавала давление на Ставку со всех сторон, и у генерала Деникина должно было сложиться впечатление, что и фронт и тыл выступает за привлечение Врангеля если не к смене Главкома, то к активной деятельности. В действительности, как считал Астров, барона опасно было оставлять без дела, ибо в таком случае тот становился источником «тыловой фонды». Но к этому времени чаша терпения Деникина, который, по воспоминаниям ген. Махрова «проявил себя долготерпимым» по отношению к интригам и заговорам Врангеля, была переполнена. И одним приказом от 8-го февраля Главком увольняет Врангеля, Лукомского и Шатилова.

  «Всем было понятно, что перечисленные в телеграмме лица увольняются в отставку за интригу против генерала Шиллинга и вмешательства не в свое дело, возбуждая вопрос о назначении генерала Врангеля», - писал впоследствии Лукомский.

   Однако Деникин подписал указ еще 6-го февраля, на основании ходатайств, возбужденных всеми тремя 24 и 28 января.

   Немного ранее Врангель посылал письмо Орлову, убеждая его выйти на фронт и подчиниться властям. Действительно, мятежный капитан 10-го февраля вышел на фронт… чтобы 3 марта самовольно уйти. Слащев приказал догнать дезертиров и расстрелять, однако Орлову удалось с несколькими офицерами скрыться в горах. Однако на этот раз – окончательно.

А Врангель на одном корабле с Шатиловым, Струве и Кривошеиным уплыл в Константинополь. Как оказалось – ненадолго.

   Однако были и другие претенденты на власть – в начале марта бывшие не у дел генералы Покровский и Боровский, посетили генерала А.П. Кутепова, узнавая, как отнесся бы Добровольческий корпус к перевороту под руководством Покровского. Кутепов ответил что ни он, ни корпус не подчинится. В это же время активировался Слащев: прощупывая возможность самому стать во главе Белого Юга, амбициозный генерал, по свидетельствам генерала А.П. Кутепова, предлагал ему участие в совещании, которое потребует сдачи командования Деникина, и вместе с тем вел переговоры и с Врангелем, и с Покровским. Однако никто из борцов за власть не знал, что сам Деникин еще в конце февраля приянл решение сложить свои полномочия…

   Когда-то, вскоре после окончания Первого кубанского похода, генерал Деникин в беседе с офицерами о задачах Добровольческой армии закончил свою речь пророческой фразой: «В тот день, когда я почувствую ясно, что биение пульса армии расходится с моим, я немедленно оставлю свой пост, чтобы продолжать борьбу другими путями, которые сочту прямыми и честными». С того момента прошло почти 2 года, и 23 февраля Деникин получил телеграмму от ген. Кутепова, в которой тот в довольно резкой форме требовал проведения ряда мер для спасения кадров Добровольческого корпуса. Деникин же, считавший «добровольцев» своей последней опорой, разуверившийся в казачестве, был сильно шокирован подобного рода телеграммой от его начальника.

На иллюстрации: Дроздовский, Юденич, Миллер, Дитерихс, Келлер, Кутепов

 

«Те настроения, которые сделали психологически возможным такое обращение добровольцев к своему Главнокомандующему, предопределили ход событий: в это день я решил бесповоротно оставить свой пост», - писал впоследствии Главком.

Однако прежде Деникин решил не бросать армию в тяжелый момент, а сложить полномочия лишь после эвакуации в Крым и закреплении там.  

  Деникин остался верен своему слову – 13 марта остатки белых войск и эмигрантов покинули Новороссийск, и эта эвакуация, проведенная в спешке и в среде морального разложения, произвела на очевидцев, которые назвали ее «Новороссийской катастрофой», удручающее впечатление. Реорганизовав армию и правительственный аппарат, 21 марта генерал Деникин приказал созвать «Совещание высших начальников для избрания преемника Главнокомандующего ВСЮР».

   Надо сказать, что Деникина усердно старались отговорить от этого шага и частным образом, и официальными заявлениями. Но зная, как важна для армии вера в своего полководца, он все же заявил о непреклонном своем решении уйти. Выражал нежелание ухода Деникина и собранный Совет, откуда его председатель А.М. Драгомиров высылал телеграммы о нежелании смены Главкома всеми участниками. Особенно упорно и настойчиво вели себя представители от Добровольческого корпуса и сам Кутепов, считая что без генерала Деникина борьба проиграна. Позже Кутепов признавался, что ошибался в настроениях добровольцев и жалел о посланной Главкому телеграмме от 23 февраля. Однако Деникин настаивал на выборе. Заседание Совета часто прерывалось, и, в конце концов, один из морских офицеров (впоследствии перешедший к большевикам) в минуту, когда никто не мог назвать имя преемника, попросил слова и назвал генерала Врангеля. После еще некоторого времени заседания, ввиду непреклонности Деникина, генерал Драгомиров оповестил, что Совещание остановило свой выбор на бароне, и Деникин, отдав свой последний приказ вечером 22-го о назначении Врангеля Главнокомандующим, 23-го отбыл на пароходе в Константинополь. Так закончился «деникинский период» в Белой борьбе на Юге, период полный побед и неудач. Так закончилось и его противостояние с бароном Врангелем, где Деникин проявил себя честным, порядочным человеком, не способным к интриге и осознающим всю пагубность междоусобной борьбы. Долгие годы возглавляющий борьбу с врагами внутренними и внешними, он, поняв что его политический и военный авторитет подорван, не стал цепляться за власть, и поступил как требовали того обстоятельства, уступив власть другому во имя общего дела.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Одной из главных субъективных причин поражения Белого движения, по моему мнению, было то, что все белые лидеры были людьми сугубо военными, в то время как Гражданская война являлась особенно политизированной. Эта война была продолжением начавшейся еще в феврале 1917-го года революцией, и она требовала решения сложнейших социальных вопросов, которые вынесла Русская Смута. У Деникина и Колчака были Правительства, и Министерства, полные политиков дооктябрьской эпохи, но всё-же главными людьми оставались генералы. Не имея ни политического, ни дипломатического опыта, белые генералы, волей судьбы ставшие во главе антибольшевистских сил, не смогли ответить на те вызовы, которые бросало время Смуты.

   Генерал Деникин – талантливый военачальник, но посредственный политик, не имел того груза политиканства, накопленного Лениным и Троцким за долгие годы подпольной политической работы. Опытные демагоги, большевики знали, чего хочет народ, и, несмотря на смутные представления о способах решения этих нужд в перспективе, большевики действовали на данный момент – главное было привлечь на свою сторону народ и возбудить его против противника. О том, что большевики не выполняли тех лозунгов, с помощью которых они создали 5 миллионную армию, свидетельствует количество крестьянских восстаний все 20-е годы, которые называли «малой гражданской». Генерал Деникин, сам выросший в нужде и бедности, сын бывшего крепостного, так же полностью понимал, чего хочет крестьянская Россия, понимал что крестьянство – есть основной материал для пополнения армии. Однако он был военным человеком, и, видя, чем закончило построенное на демагогии Временное правительство, никогда не допускал мысли давать народу обещания, которые он не сможет выполнить. При решении столь острого аграрного вопроса, генерал Деникин встречал крайне сильное противление помещичьих кругов, не желавших отчуждения земли, на котором основывалась деникинская реформа. Не было и хороших исполнителей, а если таковые и попадались, то тонули в бюрократической волоките. Политический деятель Деникин показал своим историческим опытом, что без умения выдвигать популярных политических лозунгов, обеспечивающих поддержку общественности, без претворения их в жизнь на практике чисто-военные успехи не помогут выиграть в кровавой борьбе, являясь временными без поддержки широких масс. Так, нерешенность (как конечный итог) земельного вопроса была одним из основных камней, заложенных в фундамент неудач осени-зимы 1919 года.

   Деникин умел принимать решения и нести за них ответственность, никогда не перенося ее на других. Он в сложнейшей обстановке, сумел создать наиболее прочный из всех военно-политический противовес большевистской России, который перенял все лучшие и худшие стороны России дооктябрьской. Под его умелым руководством Белые силы Юга смогли подойти ближе всего к красной Москве, поставив под угрозу само существование большевистского государства. Но в силу конкретно-исторических условий, в силу своих личностных качеств, ему не удалось создать политически достаточно прочного государства, не удалось сплотить и консолидировать разрозненные и разобщенные антибольшевистские силы. Государство «царя Антона», - как называли Деникина в народе, - слабо спаянное внутренне, держалось за счет армии, за счет ее успехов или неудач. Побеждала армия – жило, пусть со сбоями, Южное Белое государство; терпела армия поражения – обнажались все накопившиеся проблемы, обострялись многочисленные политические противоречия, грозившие разрушить хрупкое тело государства. Поэтому в полосе неудач осени 1919 года, в которую Деникин вошел как полководец, быстро таял авторитет Деникина, которого многие знали только по плакатам – стало проще валить всю вину и ответственность на Главкома и его Ставку. И как карточный домик готов был рухнуть тот государственный и военно-политический союз, который он долгим трудом с упорством создавал. В остром вопросе с казачьим сепаратизмом, Деникин показал себя противником силовых мер, сторонником «худого мира», однако жизнь показала, что те меры, к которым он прибегнул в последний момент, были уже запоздавшими.

   В ситуации, когда его авторитет стремительно упал, Деникин показал себя человеком абсолютно не властолюбивым, несшим верховную власть на Белом Юге не как источник власти и безнаказанности, а как тяжкий крест. Будучи человеком прямолинейным, он проявлял долготерпение к своим подчиненным, руководствуясь способностями и умением людей, а не личными отношениями. В любых ситуациях, даже самых безвыходных и нравственно-тяжелых, когда сохранялась угроза смерти, Деникин сохранял одно крайне-важное и редкое качество, которого не хватало многим в условиях русской Смуты и Гражданской войны…

Это качество ярко отметил недруг и политический оппонент генерала в белой эмиграции А.А. фон Лампе:

«Лучшее его достоинство и составляет его недостаток – честность».  

Алексей Казначеев, историк., г. Орёл.