Барон Карл-Густав Маннергейм и Павел Скоропадский: Королевство Финляндия и Украинская Держава
Автор: Бондаренко Д. Я.
Дата: 2011-08-02 17:49
Падение монархии в России стало толчком распада империи, в основе которой лежал династический, а не национальный принцип государственности[i]. Формирующиеся новые государственные образования, или как их называли рандштаты,стремление к полному суверенитету связывали с отречением монарха и освобождением от данной ему ранее присяги (Финляндия — 1809 год, Украина — 1654 год). Приход к власти в России большевиков, провозгласивших право наций на самоопределение, с одной стороны, ускорил процесс распада единой государственности, однако, с другой стороны, разжег пожар Гражданской войны, наиболее интенсивно происходившей в 1918 году на территории новых государств: Финляндии и Украины. Для большевиков принцип самоопределения наций был всего лишь фикцией, под которой они понимали «самоопределение рабочего класса» и установление советской власти в новых государствах. Как отмечал в своих мемуарах барон Карл-Густав-Эмиль фон Маннергейм: «Если бы мы не поднялись на борьбу в 1918 году, Финляндия в лучшем случае превратилась бы в автономную область Советского Союза — без каких бы то ни было национальных свобод, без настоящей государственности, и нам не нашлось бы места среди свободных наций»[ii]. Приблизительно то же можно сказать и об Украине. Так, например, в циркулярной телеграмме ЦИК Советов Украины от 7 марта 1918 года говорилось: «мы никогда не рассматривали Украинскую Советскую республику как национальную республику, а исключительно как советскую республику территории Украины»[iii].
На фото: Карл-Густав-Эмиль фон Маннергейм
Контрреволюция в Финляндии и Украине первоначально предполагала борьбу с большевизмом на своей территории, а затем стала ставить стратегическую задачу реставрацию монархии в России. В отличие от Добровольческой армии, отстаивающей принцип «непредрешенчества», и провозгласившей лозунг «Единая и неделимая Россия», монархическая контрреволюция предполагала восстановление дореволюционного порядка, отказ от идеи Учредительного Собрания, а также более гибкий подход к проблеме территориального единства будущей монархической России. Например, сохранение независимости Королевства (бывшего Великого княжества) Финляндии после реставрации монархии в России не подлежала сомнению и не вызывала дискуссию в финском обществе. Более того, реставрация монархии в самой Финляндии происходила путем избрания короля среди претендентов из европейских династий, поскольку последний великий князь из дома Романовых, отрекся от престола и тем самым освободил финский народ от присяги ему. Несмотря на это Финляндия должна была принять деятельное участие в «воссоздании России», и «такая «услуга» стала бы основой для будущих дружественных отношений»[iv]. Перед Украинской Державой, в зависимости от внешнеполитической ситуации, стоял выбор: либо сохранение полной независимости, либо широкая автономия в составе федеративной монархической России. Гетман Украинской Державы генерал-лейтенант Павел Петрович Скоропадский полагал, что Украина должна стать основой для восстановления России, но России федеративной, где Украина займет достойное место среди других равноправных частей федерации[v]. Политическими и военными лидерами новых государств стали генералы русской службы, убежденные монархисты: главнокомандующий, а затем и регент Королевства Финляндии, генерал-лейтенант барон Карл-Густав-Эмиль фон Маннергейм, гетман Украинской Державы генерал-лейтенант Павел Петрович Скоропадский. В европейской печати формировался образ барона Маннергейма как лидера русских белых и главы русского белого правительства[vi]. В большевицкой пропаганде образ гетмана Украинской Державы Павла Скоропадского формировался как основного врага советской власти и главы всероссийской монархической контрреволюции. В.И. Ленин несмотря на то, что Украинская Держава не располагала армией и фактически не воевала с РСФСР, боялся Скоропадского больше, чем Маннергейма, Краснова и Корнилова с Деникиным. Скоропадский для Ленина стал именем нарицательным. Например, В.И. Ленин в докладе по внешней политике 14 мая 1918 года заявил, что то, что произошло на Украине «легко произойдет и в России»[vii]. Затем на митинге в Сокольническом клубе 21 июня 1918 г. В.И. Ленин снова выразил опасение, что контрреволюция осчастливит «нас каким-нибудь Скоропадским»[viii]. Наконец, В.И. Ленин признался дважды: на митинге в Симоновском подрайоне 28 июня 1918 г.: «Народ устал и его, конечно, можно толкнуть на какое-либо безумие, даже на Скоропадского, ибо народ в своей массе темен»[ix], и в докладе Совета народных комиссаров 5 июля 1918 г.: «с голодом не шутят, и народные массы, если в голоде им не помочь, с голоду способны метнуться даже к Скоропадскому»[x]. Сама же Украинская Держава большевикам представлялась как база всероссийской реставрации, монархический «Коблец». Член большевистской делегации Д. Мануильский, находившийся в Киеве, заявил: «Для черносотенной реакции самостийная Украина была раньше всего окраиной – Вандеей, куда, как в Кобленц, стекалась вся русская знать с остатками неотнятого имущества, где происходила мобилизация сил для наступления на Москву…»[xi]Маннергейм и Скоропадский как кадровые военные и лидеры контрреволюции прекрасно понимали, что формирование любого государства невозможно без создания армии, в противовес революционным демагогам, стремящимся упразднить армию и заменить ее так называемой народной милицией, «красной гвардией», «гайдамаками» и т. д. Финляндия, несмотря на то, что не располагала воинскими формированиями, сумела создать весьма эффективную армию в короткий срок (3-4 месяца) и отстоять свою независимость в борьбе с красными (январь — май 1918 года). Первоначально основу вооруженных сил составляли добровольцы, так называемый «щюцкор», но все же главная причина военного успеха белых заключалась в том, что Главнокомандующим генерал-лейтенантом бароном К.-Г. фон Маннергеймом сразу же был отброшен милиционный принцип и свернута деятельность различных «военных комитетов», был взят курс на создание именно регулярной армии, на основе всеобщей воинской повинности (закон от 18 февраля 1918 года[xii]), с высокой дисциплиной, офицерскими и унтер-офицерскими званиями, знаками различия, погонами и т. д. Армию создавали специалисты, имеющие боевой опыт и многолетнюю довоенную службу в рядах Русской армии, в частности, генерал-майор П. фон Герих, заведовавший ранее учебными и призывными центрами Петроградского военного округа[xiii]. Основу финского офицерского корпуса составляли как русские офицеры (по данным С.В. Волкова их было 2-2,5 тыс.[xiv]), так и шведские офицеры-добровольцы (всего 84, из которых 34 кадровых, в том числе 5 в Ставке[xv]), а унтер-офицерские кадры состояли не только из бывших унтер-офицеров Русской армии, но также и из финских егерей 27-го Прусского егерского батальона, прошедших обучение в Германии[xvi].
Финская Белая армия уже в феврале 1918 года, — когда был объявлен призыв, — насчитывала 32 тыс. чел. Ей противостояла 70 тыс. красная армия (40 тыс. русских большевизированных войск и 30 тыс. красной гвардии[xvii]), но несмотря на это белая армия успешно вела крупные наступательные операции. В мае 1918 года численность Белой армии составила 70 тыс. человек[xviii]. Успешные боевые действия белых в Финляндии заставили красных умерить пыл. К концу 1918 года финская действующая армия, находившаяся в 25 верстах от Петрограда и 60-80 верстах от Мурманской железной дороги в Карелии, составляла 40-50 тыс. чел. Ей противостояли силы красных также в 40-50 тыс.[xix], при этом вся действующая армия красных насчитывала 300 тыс.[xx]Украина, напротив, имея колоссальный кадровый потенциал, не сумела создать эффективной армии, вместо этого были самочинно сформированы вооруженные ватаги, по замечанию полковника А.А. Зайцова: «боевая ценность которых была близка к нулю»[xxi]. В отличие от Финляндии, где армия и государство создавались консервативными и контрреволюционными кругами, в Украине во главе национального движения стали социалисты, практически аналогичные тем, с которыми приходилось воевать белым в Финляндии. Во главе Центральной Рады, по признанию члена Генерального Войскового комитета поручика П. Скрипчинского, были «фантазеры и демагоги», лозунг которых был: «геть милитаризм, хай живе народня милиция!»[xxii]. Украинизация Русской армии в 1917 году, проводимая различными солдатскими комитетами и «Всеукраинскими Войсковыми съездами», вела к подрыву морального и боевого духа, большевизации, дезертирству[xxiii]. В конце концов было объявлено выборное начало, при котором Рады и советы становились фактическими хозяевами армии[xxiv]. Финны, поляки и чехословаки начали строить государство с вооруженной силы, украинцы же с говорильни на съездах[xxv]. По данному поводу поручик П. Скрипчинский отмечал в своих воспоминания: «Украинизация была первым ярмом, накинутым революцией на шею украинцев, подставленной ими же самими, она стоила многих жизней напрасно потерянных... В отличие от польских легионеров сознательных, украинский элемент в украинизированных частях несознательный»[xxvi]. Безусловно социалистические лозунги и партийная пропаганда не могла создать национальную армию, а только разрушить старую. Генерал от кавалерии А.А. Брусилов заявил по данному вопросу следующее: «украинизация не может быть средством для создания украинской национальной армии, так как она (украинизация) на мой взгляд, является какой-то мешаниной национализма и социализмом. Всякие социалистические платформы в армии – дело пропащее: они разрушают самую сильную армию и могут послужить поводом к гражданской внутренней войне…»[xxvii], что собственно и случилось в Украине в январе 1918 года. Вместе с тем, в Украине формировалось здоровое консервативное военное ядро для создания национальной армии во главе с будущим гетманом генерал-лейтенантом П.П. Скоропадским и подполковником Кельчевским[xxviii]. Лидеры Центральной Рады М.С. Грушевский, В.К. Винниченко, С.В. Петлюра и военный министр Н. Порш, относились с недоверием к генералитету (в частности, к командующему 1-м украинским корпусом генерал-лейтенанту П.П. Скоропадскому и его начальнику штаба генерал-майору Я.Г. Гандзюку), не без основания опасаясь контрреволюции со стороны военных, которых В.К. Винниченко презрительно называл «офицерней», и наивно полагая, что армию могут возглавить атаманы, бывшие штабс-капитаны, такие как Н.Л. Шинкарь или еще хуже алкоголик Хилобоченко, Ю.Н. Тютюнник, Ю. Божко, а также полковник Ф.В. Тимченко, подполковник П. Балбачан[xxix]. Украина вместо регулярной армии, к сожалению, пошла по пути создания народной милиции: «вольного казачества», «гайдамаков». С.В. Петлюра вызывал украинизированные части с других фронтов на Украину, но при этом даже не думал об их размещении и довольствии. Как отмечал поручик П. Скрипчинский, это было одной из причин развала[xxx]. За период 1917 года личный состав украинизированных частей был доведен до полмиллиона солдат[xxxi], но на момент наступления красных войск на Киев УНР не располагала силами для защиты своей столицы, многие украинизированные части либо объявили нейтралитет, либо перешли на сторону большевиков. Во всеобщем хаосе и развале украинские социалисты готовы были обвинять кого-угодно, лишь бы оправдать свою революционную деятельность. Так, например, В.К. Винниченко заявил: «если бы тогда были на Украине свой Александр Македонский или Наполеон, то и они не могли бы спасти положения». В ответ следует согласиться с поручиком П. Скрипчинским: «Казалось иначе; создание тех или иных исторических условий и обстоятельств, в которых началось строительство украинской армии, зависело в большей мере от личных или партийных убеждений высшего руководителя украинского государственного строительства... 1917 год может служить примером, как не надо ходить в казармы с политикой... Часто само создание молодых частей базировалось на личной амбиции отдельных особ или служило личным целям... Если прибавить к этому сильно тогда развитую демагогию, то станет понятным, как легко тогда можно было сделать воинские части игрушкой в руках отдельных лиц и течений политических... Главными чертами тогдашней оценки военного контингента были национальные и социальные убеждения и взгляды; критерий же чисто военный часто отсутствовал»[xxxii]. Собственно, неправота В.К. Винниченко подтверждается ярким примером национально-государственной и военно-политической работы с противоположным результатом, который продемонстрировала Финляндия, находящаяся в более сложном положении: первоначальное отсутствие национальных воинских формирований и опыта их создания на фоне нахождения на своей территории многократно превосходящих сил врага и более интенсивно протекающей Гражданской войны. Военный министр УНР Н. Порш, напротив, проводил мероприятия, направленные на дальнейшее разложение армии: расформирование и демобилизация наиболее боеспособных частей, 25 декабря 1917 года произошла отмена военной организации, воинской дисциплины, воинских званий, погон и иных знаков различия, даже военной формы, введение выборности командного состава, атаманщины. Даже в дни наступления большевиков на Киев Н. Порш объявил о демобилизации[xxxiii]. П. Скрипчинский вспоминал: «Революция в войсках официально углублялась... после отмены формы, киевский вокзал полон уезжающими в «отпуск» сердюками, одетыми в парадную форму... Войско фактически перестало быть войском». И, наконец, Н. Порш решил заменить армию в Киеве Красной гвардией, которую он вооружил. В самом военном министерстве происходили партийные митинги и собрания. Финансирование шло не регулярных частей, а инсургентских атаманских отрядов. Сами министры боялись военной охраны своих учреждений, небезосновательно опасаясь своего ареста со стороны военных[xxxiv]. Военные действительно готовили арест и насильственное отстранение военного министра. В то время как под Киевом уже шли бои у штаба Киевского Военного округа появились 2 броневика, сопровождаемые взводом конницы с транспарантом «Долой изменников Винниченко и Порша!»[xxxv]. Во главе переворота в Киеве было предложено стать подполковнику Кельчевскому, но произошла отставка Н. Порша. Новым министром был назначен штабс-капитан Немоловский, который через несколько дней перешел на сторону большевиков[xxxvi]. В отличие от Финляндии, в Украине подавляющее большинство офицеров не имело никакого желания сражаться на стороне Центральной Рады, более того идея украинской государственности для нихбыла чужой и непонятной[xxxvii]. Именно эта часть, сохраняющая нейтралитет в борьбе с большевиками, будет затем почти поголовно уничтожена в период красного террора, учиненного бывшим подполковником М.А. Муравьевым, после занятия Киева большевиками (всего, по данным Красного Креста было уничтожено 3 тыс. офицеров, по другим данным до 6 тыс.[xxxviii]). Как можно заметить, количество уничтоженных офицеров приблизительно равно количеству сил красных Муравьева, штурмовавших Киев. Вместе с тем, по данным П. Скрипчинского, в Киеве находилось около 40 тыс. офицеров, прибывших с фронта после начала переговоров в Бресте, больше половины из них вообще было враждебно настроено к Украине[xxxix]. Как можно заметить, число вполне достаточное, чтобы дать отпор силам красных, но в Киеве не было своего Маннергейма, способного организовать эту массу, независимо от ее политической ориентации, на борьбу с большевиками. Как справедливо заметил П. Скрипчинский: «Действительно, до сих пор для многих представляется загадкой, почему Украина, имевшая в 1917 году громадный людской материал для создания национальной армии, не смогла выставить против 3500 большевиков отряда Муравьева соответствующих сил и не могла загасить пожара гражданской войны на своей территории. События покажут причины этого и во всяком случае не вину войск, а что касается цифр, это вопрос совершенно проблематичный. Действительно, армия создавалась, и Украину защищали свои силы, какие и почему вместо армии на поле боя посылались гимназисты»[xl]. Если говорить о численном составе украинского войска, то наиболее достоверные данные собраны Я.Ю. Тинченко: на фронте — 80,9 тыс. пехоты, 1350 конницы, 612 орудий, внутри Украины — 25363 штыка, 1680 шашек, 44 орудия, 12 самолетов[xli]. Соотношения же сил в борьбе за Киев в январе-феврале 1918 г. выглядели следующим образом: Центральная Рада — 1,9-3 тыс., большевики — 4,5 тыс. плюс киевская красная гвардия — 1,5 тыс. Отряд Муравьева, прибывший для штурма города насчитывал 3,5 тыс., 12 орудий, 2 броневика, 2 самолета и бронепоезд[xlii]. При этом в боях 24 января (6 февраля) 1918 года участвовало со стороны большевиков 2400 человек, со стороны Центральной Рады 650 человек[xliii]. Несколько отличаются данные генерала Н.Н. Головина: в борьбе за Киев участвовало 5 тыс. красных и 1200 бойцов Центральной Рады[xliv]. После отступления из Киева «украинская армия» насчитывала от 316 до 1150 человек[xlv]. То есть, мы можем говорить о фактическом отсутствии украинского войска после эвакуации Киева. В целом, в Украине отсутствовала нормальная система обеспечения и сбережения войск, а также штабного планирования по обороне Украины[xlvi]. Самочинные формирования по 10-20 человек объявляли себя «полками», во главе с выборными атаманами, а настоящие полки митинговали, не выполняли приказов и оставляли позиции[xlvii]. Украинская армия, руководимая самостийными атаманами хаотично оборонялась от наступающих большевиков, в то время как армия Финляндии, под руководством генерал-лейтенанта барона К.-Г. фон Маннергейма, вела стратегические наступательные операции, окружая крупные группировки противника, как например, под Тампере и Выборгом, и наносила удары по тылам противника, захватывая стратегические магистрали, как например, Мурманскую железную дорогу в Карелии. Откуда у украинских военных могла взяться воля к победе, если в бою под Шепетовкой в декабре 1917 года украинская сводная бригада 2-го Сечевого корпуса разбежалась, ее командир, генерал-майор Б. Поджио бежал, прихватив казну. Корпус, во главе которого стал штабс-капитан Кудря быстро большевизировался, солдаты разбежались, а военное имущество было распродано на аукционе в Вернигородке[xlviii]. Собственно, в этот период всеобщего развала государства и армии в Украине формируются два противоположных лагеря: казацкий, во главе с генерал-лейтенантом П.П. Скоропадским, представляющий консервативные контрреволюционные и монархические силы, землевладельцев и зажиточное крестьянство, и гайдамацкий, во главе с атаманом С.В. Петлюрой, во круг которого группировались республиканские силы полуинтеллигенции левой социалистической ориентации. Казацкий центр решительно готовился к государственному перевороту, но произошла задержка с формированием казацких частей. Гайдамацкий кош, высланный навстречу наступающим большевикам, перешел на их сторону[xlix]. Особенность украинского случая было в том, что не контрреволюционные силы создавали армию и государственность, а у власти находились революционеры, которые продолжали свое разрушительное дело. Например, сохранявший относительную боеспособность 1-й украинский корпус для Центральной Рады считался контрреволюционным и она боялась «гетманства» больше, чем большевиков, принцип украинских социалистов, как заметил генерал-майор Я. Гандзюк: «лучше пусть погибнет все, лишь бы не было контрреволюции»[l]. Если в Финляндии контрреволюция победила самостоятельно, то в Украине она была «принесена на германских штыках». Германия отправила на помощь финским белым весьма незначительный контингент: по одним данным 9-10 тыс. чел., в составе Балтийской дивизии генерал-майора графа Р. фон дер Гольца (7 тыс.) и бригады полковника барона фон Бранденштайна (2-3 тыс.)[li]. На Украину же были направлены значительные силы: германские 21 пехотная (к 1 мая число сокращено до 16[lii]) и 2 кавалерийские дивизии и австро-венгерские 8 пехотных и 2 кавалерийские дивизии[liii]. Всего войска интервентов насчитывали около 300 тыс.[liv]. К 4 мая 1918 года вся территория Украины была очищена от красных[lv]. Для сравнения территория Финляндии окончательно освобождена к 15 мая 1918 года, правда, самостоятельно, а не с помощью интервентов, как Украина. Если говорить о составе украинских вооруженных сил в период германского наступления в феврале — мае 1918 года, то Украина располагала только двумя малочисленными соединениями: так называемой «Синей дивизией», сформированной из военнопленных в лагерях Германии, в составе 6 тыс. чел.[lvi], находившейся в непосредственном подчинении Германскому командованию и расформированной накануне гетманского переворота в апреле 1918 года, и Запорожской бригадой генерал-майора А. Натиева, в составе 3 тыс. чел., также подлежащей расформированию, но сохраненной из-за «ярко выраженной антибольшевистской направленности»[lvii]. Однако, бригада, как любое самочинное формирование, подверженное атаманщине, стала быстро разлагаться, и уже после гетманского переворота солдаты желали либо разбежаться по домам, либо идти на гетмана[lviii]. В дальнейшем бригада, объявленная дивизией, под командованием полковника П. Балбачана, примет участие в антигетманском восстании Директории. В мае 1918 года австро-венгерским командованием на Волыни была сформирована из военнопленных «Серая дивизия», которая в августе была передана в состав Вооруженных Сил Украинской Державы, в составе 15 тыс. бойцов. Но, как любое соединение, созданное из военнопленных, она также оказалась небоеспособной, с сильными антигетманскими настроениями, и находясь на охране демаркационной линии, подвергалась воздействию большевистской пропаганды, в результате также примет участие в антигетманском восстании ноября-декабря 1918 года[lix]. Гетманские власти медлили с созданием армии не только в силу запрета немцами Украинской Державе иметь регулярную армию, кроме полицейских частей. В секретном докладе на имя гетмана, по этому поводу говорилось: «Распропагандированная часть темной массы враждебна в настоящее время идее государственности, а потому призванная на военную службу на основе всеобщей воинской повинности в своем большинстве эта темная масса даст целиком ненадежный элемент, склонный к бунту и непослушанию, а особенно к политиканству»[lx].
На фото: Генерал Скоропадский
Гетману П.П. Скоропадскому так и не удалось сформировать эффективную армию. Его личным детищем была Гвардейская Сердюцкая дивизия, в составе 5 тыс. чел. (в действительности только 3,5 тыс.), по образцу лейб-гвардии: офицеры — только довоенного времени и только дворяне, а солдаты из зажиточных крестьян-хлеборобов, имеющих не менее 50 десятин земли. Однако, данная дивизия оказалась хороша только для парадов, кроме того, и она не избежала частых случаев дезертирства (уже через месяц с начала формирования зафиксировано 800 случаев дезертирства)[lxi]. Наконец, в октябре 1918 года правительство Украинской Державы начало формирование офицерских добровольческих дружин, которые также оказались ненадежным элементом, поскольку не признавали ни власти Гетмана, ни Украинской Державы как таковой[lxii]. Хотя мобилизационный ресурс офицерства был достаточно высоким: на территории Украинской Державы находилось более 100 тысяч офицеров. Однако, большая их часть была деморализована, поэтому офицерские добровольческие дружины в крупных городах не превышали 4 тыс. человек[lxiii]. Офицерские дружины обладали также и низкой боеспособностью. Так, например, при осаде Киева войска Директории насчитывали 5 тыс. бойцов, им противостояли офицерские дружины общей численностью 3 тыс.[lxiv]. Однако, они беспорядочно отступили в город, который был сдан без боя начальником обороны князем Долгоруковым. В плен попало около 2 тыс. офицеров[lxv]. Итак, подводя некоторый итог следует отметить различия в формировании государственности, армии в Финляндии и в Украине. Если в Финляндии армия была сформирована консервативными контрреволюционными кругами и основывалась на твердой дисциплине, то в Украине, напротив, контрреволюция обладала значительно меньшим потенциалом, а революционные круги разрушили армию, создав вместо нее атаманские ватаги и самочинные инсургентские формирования с выборным начальством. Таким образом, это привело к тому, что, имеющая несравненно больший военный потенциал Украина лишилась собственной армии и проиграла большевикам, в то время как одновременно начавшая борьбу за независимость Финляндия, не имеющая на первых порах военных кадров и достаточного вооружения для армии, а также многочисленного обученного резерва, оказалась в выигрышном положении, и сумела победить силы красных, создав эффективные и многочисленные вооруженные силы. Несмотря на многочисленность офицерского корпуса и громадный обученный резерв солдатского и унтер-офицерского, мобилизационный потенциал Украинской Державы оказался весьма низким, по причине распространения большевистской пропаганды, усталости от войны (чего не наблюдалось в Финляндии), морального разложения фронтовиков. Ставка Гетмана на довоенных офицеров-дворян и не воевавшую молодежь из зажиточных крестьянских семей также не оправдалась, из-за низкого уровня патриотизма и высокой политизации всех слоев общества. Важным фактором являлась и австро-германская оккупация Украины, оказывающая негативное моральное воздействие на все слои украинского общества. Если в Финляндии немецкий контингент имел весьма численно ограниченный характер и был соразмерен 10-15 % от финской армии 7-9 тыс. против 70 тыс., то в Украине войска интервентов (300 тыс.) значительно превышали все национальные парамилитарные формирования (60 тыс.) на фоне отсутствия реальной регулярной армии (только штабы и кадры 8 корпусов). Как уже отмечалось, в Украину контрреволюция была принесена германской армией, а не созрела внутри страны. Вместе с тем, обе страны стали островами порядка в море всероссийской революции, и базой для всероссийской контрреволюции и реставрации. Как отмечал полковник А.А. Зайцов: «И Финляндия, и Украина... и казачьи земли... были теми территориями, на которых могли формироваться и нарастать контрреволюционные силы. Они являлись базой русской контрреволюции. Но требовать от контрреволюционной базы стать ее движущей силой значило требовать невозможного»[lxvi]. И в Финляндии, и в Украине монархическая контрреволюция в лице государственных лидеров, генерал-лейтенантов русской службы не противоречила принципу сохранения национальной государственности, и противостояла национализму Добровольческой армии, лозунгом которой был: «Единая и неделимая Россия!». Различия же состояли в том, что офицерство в Украине, в отличие от Финляндии, в большинстве своем не разделяло убеждений главы государства и даже враждебно было настроено по отношению к самому государству.
Дмитрий Бондаренко
кандидат исторических наук
Одесса
Примечания
[i] Зайцов А.А. 1918: очерки истории Русской Гражданской войны. — М.: Кучково поле, 2006. — C. 13, 34.
[ii] Маннергейм К.-Г. Мемуары. — М.: Вагриус, 1999. — С. 135.
[iii] Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. — Т. 2. — М.; Л.: Воениздат, 1928. — С. 23; Государственный архив Российской Федерации. — Ф. 130. — Оп. 2. — Д. 585. — Л. 25.
[iv] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 177-178.
[v] Россия и Украина. Из дневников Н.М.Могилянского и писем к нему П.П. Скоропадского 1919-1926 / публикация А. Сергеева // Минувшее. Исторический альманах. Выпуск. 14. М.; СПб., 1993. С. 259; Скоропадский П.П. «Украина будет!». Из воспоминаний. /Публикация А. Варлыго // Минувшее. Вып. 17. М.; СПб., 1994. С. 11, 13, 15, 17, 27-28, 105-106.
[vi] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч.— С. 141.
[vii] Ленин В.И. ПСС. — Т. 36. — М.: Политиздат, 1981. — С. 337.
[viii] Там же. — С. 427.
[ix] Там же. — С. 471;Известия ВЦИК. — 1918. — 29 июня.
[x] Там же. — С. 508.
[xi] Цит. по:Лихолат А.В. Разгром националистической контрреволюции на Украине (1917-1922 гг.) — М.: Госполитиздат, 1954. — С. 101-102.
[xii] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 102.
[xiii] Там же. — С. 87.
[xiv] Волков С.В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2001. — С. 301.
[xv] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 98.
[xvi] Волков С.В. Указ. Соч. — С. 301;Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 103-104.
[xvii] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 86, 94; Upton A. The Finnish Revolution, 1917-1918. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 1980. — Р. 297.
[xviii] Валь Э. Г. фон Война белых и красных в Финляндии в 1918 г. — Таллинн, 1936. — С. 33.
[xix] Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. — Т. 4: Вооруженные Силы Юга России. — М.: Айрис Пресс, 2006. — С. 22, 28.
[xx] Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 332.
[xxi] Там же. — С. 35.
[xxii] Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 31.
[xxiii] Там же. — Л. 125, 127, 223.
[xxiv] Там же. — Л. 210.
[xxv] Там же. — Л. 69-74, 199.
[xxvi] Там же. — Л. 34, 35.
[xxvii] Там же. — Л. 66.
[xxviii] Там же. — Л. 203, 204.
[xxix] Там же. — Л. 221,264, 271, 272.
[xxx] Там же. — Л. 211.
[xxxi] Там же. — Л. 206.
[xxxii] Там же. — Л. 217, 219, 220.
[xxxiii] Там же. — Л. 279-280.
[xxxiv] Там же. — Л. 262, 264, 265, 266, 267, 269.
[xxxv] Там же. — Л. 270.
[xxxvi] Там же. — Л. 287.
[xxxvii] Там же. — Л. 207.
[xxxviii] 1918 год на Украине / Составление, научная редакция, предисловие и комментарии С.В. Волкова. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2001. — С. 4.
[xxxix] Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 227.
[xl] Там же. — Л. 230.
[xli] Тинченко Я. Українсько-більшовицька війна (грудень 1917 — березень 1918 рр.). Львів, 1996. — С. 40-41, 70.
[xlii] Там само. — С. 138-140, 297.
[xliii] Там само. — С. 304-305.
[xliv] Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг. — Часть II. — Таллинн, 1937. — С. 12.
[xlv]Тинченко Я. Вказ. Праця. — С. 325.
[xlvi] Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 241.
[xlvii] Там же. — Л. 270, 287.
[xlviii] Там же. — Л. 246-247.
[xlix] Там же. — Л. 262-263.
[l] Там же. — Л. 300.
[li] Маннергейм К.-Г. Указ. Соч. — С. 121-122; Валь Э. Г. фон Указ. Соч. — С. 55.
[lii] Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 129.
[liii] Там же. — С. 95.
[liv] Тимощук О. Охоронний апарат Української Держави (квітень — грудень 1918 р.) — Харків: Видавництво Університету внутрішніх справ, 2000. — С. 70.
[lv] Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 120.
[lvi] Нагорная О.С. «Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой Мировой войны в Германии (1914-1922). — М.: Новый хронограф, 2010. — С. 170-171.
[lvii]Тимощук О. Вказ. Праця. — С. 83, 205-206, 210.
[lviii] Там само. — С. 210.
[lix] Там само. — С. 214-216.
[lx] Федюк В.П. Белые: антибольшевистское движение на Юге России. 1917-1918 гг. — М.: АИРО-XX, 1996. — С. 85.
[lxi] Там же — С 85; Тимощук О. Ваз. Праця. — С. 218-220, 222; Безак Ф.Н. Воспоминания о Киеве и о гетманском перевороте // Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов. — М.: Посев, 2008. — С. 404; Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-446 — Оп 2. — Д. 43. — Л. 103.
[lxii] Гуль Р. Киевская эпопея (ноябрь-декабрь 1918 г.) // Архив Русской революции — Т. 2. — М.: Терра; Политиздат, 1991. — С. 60-61; Тимощук. О. Вказ. Праця. — С. 327-330; Яневський Д. Проект «Україна» або Спроба Павла Скоропадського. — Харків: Фоліо, 2010. — С. 195.
[lxiii] Яневський Д. Вказ. Праця. — С. 188.
[lxiv] Федюк В.П. Указ. Соч. — С. 118-119.
[lxv] Гуль Р. Указ. Соч. — С. 75.
[lxvi] Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 181.
| Предыдущее: | Знаменитый рейд Мамонтова в 1919 году |
| Следующее: |
Неудачное наступление Красной армии на Южном фронте в августе-сентябре 1919 года |
| Лучшее по просмотрам: | Битва за Перекоп и эвакуация Русской Армии |
| Последнее: | Редкий случай форменного сумасшествия расы |
